 |
Из чего складывается жизнь оленевода в Ямало-Ненецком автономном округе? В каждом ненецком стойбище знают: тундра — не место для одиночек. Семья здесь — не возможность, а необходимость. Женщины, проводящие большую часть времени в чуме, получают зарплату наравне с мужьями-оленеводами, и даже шестилетние дети помогают взрослым. |
Не успел я попасть в администрацию Воркуты и расположиться в уютном кабинетике, как события взяли меня в оборот.
— Ах, так вы и есть приехавший к нам московский журналист? — выпалил молодой человек с короткой стрижкой, едва распахнув дверь. Я чуть не выронил кружку с чаем, но вовремя взял себя в руки и состроил подобающую серьезную мину. Незнакомец порхал вокруг, осыпая стол яркими буклетами и описаниями всевозможных прожектов, среди которых я успел разглядеть чертежи мемориального парка размером с добрую половину города.
Следующие несколько часов меня вихрем носили по Воркуте, перебрасывая из рук в руки, пока звонок мобильного не вырвал меня из гостеприимного мира городской администрации. Через полчаса я уже был на окраине Воркуты, вокруг толпились суровые вездеходчики с золотыми зубами, а руководитель фирмы бодро отдавал распоряжения:
— Женя сегодня едет к реке и ждет остальную колонну. Она отправляется завтра утром, так что будьте в сборе. Ты… А чем ты, собственно, будешь заниматься?
И он воззрился на меня.
— Описанием жизни оленеводов, — сказал я.
— Чем-чем? — не расслышал он.
— Описанием…
— Так, Володя будет заниматься писательской писаниной.
Пожалуй, лучшего определения никто выдумать не мог. Так мы тронулись в путь.
Боевой Чебуратор
Наш вездеход, прозванный оленеводами Боевым Чебуратором, взял разгон и бодро въехал в реку. Гусеницы проскрежетали по гальке, а затем кабина кивнула и лобовое стекло до половины погрузилось в лиловую воду. Я попытался получше разглядеть сновавших вокруг хариусов, но в следующее мгновение Чебуратор выровнялся.
— Плывет… — восторженно прошептал вездеходчик Женя. И выдохнул ликующе: — Офигеть! Эта штука плавает!
На радостях он заложил крутой вираж так, что наше гусеничное суденышко едва не перевернулось, а старушка-ненка на берегу покрутила пальцем у виска. Но отмель была уже близко. Проплыв последние метры, мы резво взобрались на крутой косогор и остановились возле чумов.
Ненецкий АО. Ненецкий чум
Чум — одно из самых восхитительных и остроумных изобретений человечества. Снаружи он кажется небольшим шалашиком, однако внутри на удивление просторен. Днем он превращается в клуб, кухню и столовую. Мужчины здесь отдыхают после тяжелого дня, а женщины болтают и вечно хлопочут по хозяйству. Вечером по краям чума крепятся матерчатые балаганы, так что он в считанные минуты превращается в многоквартирный дом, где дюжина людей может ночевать, не мешая друг другу. Даже дым, который в избах, топящихся по-черному, ест глаза, здесь поднимается наверх, и лежащие его обычно вовсе не чувствуют. Внизу, на продольных палках, коптится мясо, а вверху, у самого отверстия, — новые носки из оленьих шкур, именуемые чижами. Все детали быта выверены веками, лишь старинную бересту заменил брезент, а в качестве половиков перед входом чуть ли не вся тундра использует обрезки газпромовских бочек. Так что уверения менеджеров Газпрома о всемерной поддержке оленеводства — не пустая болтовня.
Мы вынули из рюкзаков пачки заранее припасенных конфет — в чумах недалеко от дороги дети к ним уже привыкли и ждут, когда вездеходчики одарят их сладостями, тогда как в дальних мелких стойбищах относятся к подаркам чужаков настороженно. Сласти там видят редко, а импортный бубль-гум детям заменяют обрезки оленьей трахеи. Их тоже можно бесконечно жевать.
Радушные ненки накормили нас свежей рыбой и супом, но когда мы внесли в чум спальники, у очага уже не было ни души, только почти всю левую сторону занимал огромный розовый балаган, скрывший многочисленное семейство. Второй балаган был свернут у самого полога правой стороны — вероятно, чтобы защитить гостей от сквозняков, и мы благодарно растянулись между ним и очагом на оленьих шкурах.
Проснулся я утром от громких звуков — ручной олененок-авка прокуренным басом говорил “Ав! Ав!”, выпрашивая завтрак. К моему удивлению, свернутый балаган у полога шевельнулся и чихнул, после чего из него высыпались ненцы, не поместившиеся в большую «квартиру». Мы сворачивали спальники в ожидании завтрака, однако не успела хозяйка развести огонь, как послышался рев, и на поляну въехали два БТР, над которыми гордо реял флаг с черепом и костями.
Ненецкий АО. Ненцы-оленеводы на своем стойбище
Выкатившиеся из БТРов пираты с гиканьем скачут по стойбищу, перетаскивая мешки с продуктами. Оленеводы выстроились перед задними люками, сосредоточенно морща лбы: им предстоит закупка продуктов на ближайшие полтора месяца — именно столько надо ждать следующего вездехода. Почему-то бросаются в глаза упаковки йогурта и игрушечная зебра.
Наш Чебуратор по сравнению с боевыми машинами выглядит карликом. Зато в нем, по крайней мере, есть лобовое стекло и руль, а в шедевре конверсии — только рычаги и узкая бронированная прорезь, так что вездеходчику приходится вести машину, наполовину высунувшись из люка. Впрочем, поговаривают, что отдельные умельцы в соседних регионах вырезают часть боевой брони и устанавливают вместо нее стекла от Камаза.
Со спины одного из этих чудовищ к нам в Чебуратор перелез ветеринар Петрович. Он едет в тундру с научной целью — кропить оленей экспериментальной водичкой, которую все оводы должны бояться, как черт — ладана. Из-за ранних заморозков и оводы, и комары давно уже пропали, но это отважного ученого нисколько не смущает. Напротив — теперь он сможет с полным правом отчитаться, что на оленей после опрыскивания до следующего лета не село ни единого насекомого.
Ямало-Ненецкий АО. Стойбище оленеводов
Следом за Петровичем в наш вездеход погрузили двух министров. Первый, поразительно похожий на небритого Путина, при знакомстве одобрительно похлопал меня по плечу и тут же провозгласил:
— Журналиста я беру с собой. Это официально!
А второй, в гуцульской барашковой шапке, на первом же привале поведал:
— В середине восьмидесятых в республике были перебои со всеми товарами. Даже с наручниками. Спрос растет, предложение падает, милиционеры жалуются. Что делать? Взяли мы вертолет и полетели по сталинским лагерям. Приземляемся в самом крупном. Вышки уже обвалились, конечно, а здание администрации еще стоит. Зашли мы, а там — пара ящиков наручников. Промасленные, целехонькие. До сих пор ими, наверное, пользуются…
Вновь переправляемся через Кару. За рекой высятся три аккуратных чума. На косогоре стоит девушка, заслонившись рукой от солнца. Завидев ее, министр-Путин отечески хлопнул по спине нашего проводника — молодого коми, и заговорщически подмигнул:
— Ай, видная девчонка Лиза! Повезло тебе, парень. Достойно выбрал. Да не красней ты. Мы, в министерстве, все знаем. Работа у нас такая.
Юноша удивленно посмотрел на него и сказал:
— Вообще-то она моя сестра.
Вездеход остановился у ненецкого стойбища, незаконно расположившегося на землях, арендованных хозяйством. Женщины в платочках с детьми на руках, суровые оленеводы с кинжалами на поясе. О разделе тундры на участки для аренды они и не слышали, а если слышали, то не придали этому никакого значения. «Деды здесь каслали без всяких бумажек, — думали, должно быть, они. — И внуки наши тоже без всяких бумажек каслать будут». Мы стояли друг напротив друга. Ни дать, ни взять — встреча ковбоев и индейцев. Министр-Путин поднял руку и торжественно изрек что-то вроде:
— Я пришел к вам с миром!
Поначалу ненцы упорно делали вид, что не понимают нас, однако слова «компенсация» и «выплаты» чудотворно возродили в их памяти русский язык. Но на лицах все равно читалась ухмылка: «Ладно говоришь, белый человек. Понять бы, как ты хочешь нас кинуть на этот раз…»
Когда мы ехали обратно, министры сидели, нахохлившись, словно воробьи осенью. Женю и вовсе трясло. Произошла ужасная катастрофа, хуже которой могло быть разве что утопление вездехода. Посреди тундры у всех кончились сигареты.
— Жень, — подал голос министр-Путин. — Помнишь, мы парились в баньке на Буредане?
Женя грустно кивнул, всем своим видом показывая, что ему сейчас не до веничков и шаек.
— Так вот, выходя из бани, я заметил на подоконнике целую нераспечатанную пачку сигарет.
Женины глаза, еще недавно тусклые, запылали, как две головни.
— Ну как, едем? — спросил министр.
Вместо ответа Женя уже поворачивал ключ зажигания. Министр-Путин с трудом прятал хитрую ухмылку. Он не курил, просто, как вскоре выяснилось, забыл в бане свое полотенце.
Ямало-Ненецкий АО. Коми-ижемцы. Праздник в День оленевода
Тундра — не место для одиночек. Семья здесь — не возможность, а необходимость. Женщины, проводящие большую часть времени в чуме, получают зарплату наравне с мужьями-оленеводами, и ни у кого не повернется язык сказать, что они работают меньше. Шестилетние дети ходят за водой и дровами — обрезками кривой карликовой березки, а трудолюбивые собаки и вовсе работают не покладая лап. Эти маленькие лохматые создания незаменимы при сборе оленьего стада. А во время разделки туши их зачастую сажают на короткий поводок в стороне от чума, где они терпеливо ждут, когда им кинут кости и плеснут крови. О том, чтобы заглянуть в чум, собаки даже не мечтают. Проголодался — жди объедки или лови мышей.
В тундре работают все. Прекратишь работать — замерзнешь, помрешь с голоду, а вдобавок и подведешь товарищей. Но во всяком правиле есть исключения. Для закона обязательного всеобщего труда это исключение — резиновый Чапа.
Чапа — белый кобель неопределенной породы, подобранный сердобольным пастухом на улице Воркуты. Его попытались научить загонять оленей или хотя бы охранять чум, но Чапа оказался неспособен ни к одному виду производительного труда. И все же он сумел устроиться лучше прочих. Чапа без зазрения совести приподнимает мордой полог чума и вползает внутрь, а когда наступает ночь, нагло залезает под тюлевую занавесь понравившегося балагана и устраивается спать рядом с людьми — блаженство, немыслимое для простого лохматого трудяги. И все — благодаря единственному таланту, из-за которого он и прозван резиновым. Пока остальные собаки работают, Чапа ластится к людям, скачет на задних лапах и норовит лизнуть в лицо. Зачастую он нарывается на подзатыльник, а то и крепкий пинок. Тогда пес упруго отскакивает, но через минуту снова бежит назад и ластится пуще прежнего. Пнет его человек десяток раз, а на одиннадцатый махнет рукой и пустит к себе. Потом и погладит, ведь шерстка у Чапы шелковистая, а не свалявшаяся в кургузые дреды во время беготни по тундре, как у остальных. Тех собак Чапа презирает, и нет предела его возмущению, если человек вздумает погладить их, а не его. Тогда он истошно лает, словно на чум напали грабители, и норовит сзади тяпнуть конкурента за лапу.
Лишь в одном случае Чапа изволит хоть что-то сделать самостоятельно. Когда оленеводы каслают через реку, даже самую большую, Чапа бросается в воду и отважно плывет рядом с лодкой. Очень уж он боится, что его оставят на другом берегу, и придется выживать самостоятельно.
Резиновый Чапа. Фото: Владимир Севриновский
Нет ничего вкуснее парного оленьего мяса, которое макаешь в теплую соленую кровь. Мы с оленеводами бодро орудовали ножами. Петрович, раздобыв где-то тесак размером со свою голову, отрубал самые большие куски и приговаривал, чавкая:
— Опасное это дело! Сожрет олень заразную мышь в тундре — и все, токсоплазмоз. Как раз через кровь и мясо передается.
Оленеводы согласно кивали и ели. Петрович тем временем открыл чекушку и протянул мне полную стопку:
— Держи, для обеззараживания.
И пробормотал зловеще:
— Ежели в такую водку пару таблеток подмешать, их в любой аптеке купить можно, человек через четыре часа помрет. Да ты залпом пей, не морщись!
Ямало-Ненецкий АО. Девочка с ручным олененком-авкой
— Пороху надо бы достать хорошего — оленю глаз полечить. Сыплешь его на бельмо, оно и разъедается. Сахар тоже помогает. А если кровоизлияние в глазу, раньше туда вшу запускали. Она кровь быстро вычищает. Да где теперь вшей найти…
Хозяйки споро готовят ужин, а я развалился на оленьих шкурах и целюсь из фотоаппарата. Сколько ни предлагал женщинам помочь по хозяйству, те вежливо отказываются. Днем еще можно нарубить дрова или принести воду, а вечером в чуме работы для мужчины нет. Только и остается — лежать да фотографировать. Сам не заметил, как начал насвистывать классическую арию. Оленевод Гриша удивленно посмотрел на меня и изрек:
— Ты тут наш фольклор записываешь, а мы, пожалуй, твой фольклор тоже записывать будем!
День оленевода каждый год проводит новая бригада. На сей раз это поручено хозяевам чума, где я живу. Двое суток непрекращающихся хлопот. Мужчины забивают оленей и ловят рыбу, женщины жарят котлеты и прочую снедь. Ложатся спать только в четыре утра. В семь — снова за работу.
Тазик с теплой водой, жены по очереди моют мужей. Заросшие бородами за пару месяцев мужчины стригутся наголо. Женщины достают из сундуков лучшие платья.
Петрович, этот шутник и объект всеобщих насмешек, неуверенно подошел и сказал вполголоса:
— У тебя ведь в Москве наверняка врачи знакомые есть. Моя дочка болеет, а я еще вполне крепкий. Ты не смотри, что седой. Спроси, могут ли они ей мою почку пересадить. Ладно?
К полудню начинают съезжаться упряжки. Прибыл на рослых оленях чемпион — уже восемь раз он увозил с соревнований призовой «Буран». Паркуют своих оленей бабульки в высоких красных кичках и малые дети. Гости обнимаются — оленеводы в тундре встречаются редко, и каждая встреча для них — сама по себе праздник, благо почти все приходятся друг другу родственниками.
Взметая вихри пыли и пустых фанерок, садятся два вертолета. Из них выходит длинная процессия чиновников, певцов и клоунов во главе с мэром Воркуты.
— Каким Вы видите будущее своего города? — спрашиваю я его.
— Хватит быть сырьевым придатком, — отвечает мэр. — Этот путь — тупиковый. Наша задача — сделать основным источником дохода интеллект, инновации и образование!
Посреди площадки ловко танцует пьяный ненец. Завидев какого-то коми, он пытается с ним подраться, не прекращая танцевать. Сделать это непросто — рослая матрона в кичке лихо отплясывает между ними, не давая пьяному приблизиться к его мишени. Наконец, тот все же взмахивает рукой, это резкое движение подхватывает его, и бедняга, вращаясь вокруг собственного кулака, как спутник вокруг планеты, улетает по замысловатой орбите к ближайшему столбу, где и остается отдыхать.
Ямало-Ненецкий АО. Праздник в День оленевода. Коми-ижемцы
Но совсем пьяных почти нет. Люди радуются встрече. Мужчины метают топоры на дальность и арканы на меткость. Женщины пеленают кукольных младенцев на конкурсе красоты. Упряжки стоят в ожидании утренней росы: когда трава сухая, гонки — мучение для оленей. Дети играют с клоуном, и какое же счастье написано на их лицах! Объявляют медленный танец. Жене рослого оленевода в меховой кепке хочется танцевать. На ее лице — морщины, она держит младенца. Муж мощными руками, более привычными к аркану и хорею, чем к ласке, обнимает их обоих. Так они и танцуют втроем, и я в жизни не видел столь прекрасного танца.
— Поторопись, — дернул меня за рукав Петрович. — Скоро вертолет улетает. Места еще есть.
Городские певцы в костюмах, смотрящихся здесь смешно и нелепо, пели «Увезу тебя я в тундру» и «Умчи меня, олень». Оленеводы танцевали. Тонконогая авка в ошейнике с бубенчиками щипала траву возле нарт, на которых покоились олений череп и рассеченное сердце. Дети играли в оленей, накидывая друг на друга аркан. Девочка кормила из соски ручного олененка, лицо ее было сурово и сосредоточенно, как у шахтера в забое. Над поляной за вездеходами взлетал футбольный мяч. Я не мог оторвать взгляда от этих лиц и этого мира, врывающегося в сознание ярко и мощно, через все органы чувств, как бывает только в детстве.
Вертолеты улетели. Праздник, стряхнув с себя оковы официоза, запылал с новой силой. Впереди было прощание с приютившим меня стойбищем, и долгие дни в пути, и новые открытия. Приключения продолжались.
Другие статьи на тему Национальные традиции:
- Жизнь на Канинском полуострове
- Этническая карта России: Саамы
- Коренные народы Севера: Байдары, забой оленей и традиции
- Этническая карта России: Марийцы
- У малочисленных народов Приангарья многочисленные проблемы
- Павел Суляндзига: коренным малочисленным народам нужно дать выбор
- Поморские промыслы славились солеварнями
- Цилёма — поморские староверы
- Уголки России: Умба на Белом море
- Мнение: Мы на своей земле не хозяева
