Саяно-Шушенский заповедник: Ловушка для призрака

Cамый малоизученный хищник Сибири — ирбис, он же снежный барс. До 2008 года ученые искренне полагали, что снежного барса в Саяно-Шушенском заповеднике и вовсе нет — пока осторожный зверь не попался в объектив фотоловушки. С 2008 года в объективы фотоловушек попалось полтора десятка ирбисов. Один из них — Монгол — стали широко известен благодаря Владимиру Путину, выпустившему ирбиса с спутниковым ошейником из клетки на природу.

— Смотрите! Вот он! Монгол!!! — шепотом заорал оператор, забыв про камеру и тыча пальцем куда-то вниз, на Енисей и обступившие его горные склоны. Внизу, по гребню хребта, медленно шел Монгол, метя длинным хвостом, мягко ступая короткими мощными лапами…

Так мне описывали один из редчайших визуальных контактов со «звездой» Саяно-Шушенского заповедника, неуловимым призраком, самым малоизученным хищником Сибири. Монгол — это ирбис, он же снежный барс.

Полубарс

— Видишь, как аккуратно земля срыта? Это называется поскреб, такие только барс оставляет.

Для пущей наглядности Сергей Истомов, замдиректора Саяно-Шушенского заповедника по науке, встает на четвереньки и показывает, как именно копает барс. Чтобы увидеть поскреб — небольшой пятачок взрыхленной земли, — мы еще пять минут назад карабкались по барсовой тропе. Пролезли по тоннелю из низких ветвей, преодолели каменистые осыпи, продрались через колючие кусты и вышли на отвесный многометровый обрыв. Барс ходит здесь как по ровному. Сергей — с почти кошачьей ловкостью. Я — как человек городской прямоходящий, то есть дополз и уже хорошо.

Поскреб в данном случае важен как доказательство существования ирбиса в заповеднике, ибо увидеть неуловимую кошку своими глазами — удача не просто большая, а сказочная. Ирбис — зверь скрытный, все видит и слышит, чует запахи за несколько километров и совершенно не собирается показываться на глаза надоедливым двуногим.

Красноярский край. Саяно-Шушенский заповедник. Молодой ирбис заинтересовался фотоловушкой

Долгое время ему удавалось водить за нос даже ученых, которые искренне полагали, что снежного барса в Саяно-Шушенском заповеднике и вовсе нет. Эти вольнолюбивые кошки предпочитают заграницу — Китай, Монголию, Непал. А в России ирбисы наперечет, подтвержденных мест обитания мало — Алтай, Тува, Хакасия… Следы на снегу или грязи, глубокие царапины от когтей и те самые поскребы — вот и всё, что биологи заповедника в Красноярском крае могли предложить скептикам. Всё, кроме самого ирбиса. «Но условия-то тут идеальные. Кормовая база — сибирский козел — богатая, скалы отличные, зимы малоснежные!», — не сдавался Истомов.

Интуиции Истомова не верили до 2008 года, пока ирбис не попался в объектив фотоловушки. С того первого снимка коллекция барсиных фотографий в заповеднике начала пополняться с завидным постоянством. Ирбис проходит мимо, ирбис чешет когти о дерево, ирбис тычется любопытной мордой в камеру. Выяснилось, что барсы в заповеднике не просто есть — они там живут небольшой, но стабильной популяцией. Для России это явление уникальное. Более того, именно в Саяны во время гона приходят барсы из той же Монголии, чтобы вывести потомство. Вместе с новыми фотографиями стали один за другим рушиться мифы о горной кошке.

— Все думали, что ирбисы не ходят по зимникам, не пересекают реки вброд. А у меня есть фотография, где барс стоит весь мокрый, словно только что из воды. А еще раньше думали, что он одиночка. А оказалось, что и самки, и самцы с удовольствием выгуливают своих котят. У меня и такие снимки есть, — рассказывает Сергей с почти родительской гордостью, пока мы идем по барсиной тропе к одной из фотоловушек.

С противоположного берега Енисея скалы, по которым ходят ирбисы, выглядят совершенно неприступными. Но ирбис на то и горный зверь — обладатель метрового хвоста-балансира и коротких лап передвигается по крутым склонам в ритме легкой прогулки. Но фотоловушки на барсиных тропах приходится ставить людям. Это значит, что Сергей сначала взял след барса, «прочитал» его, проследил по всему склону. На жаргоне спецов по диким животным — «протропил». И раз в несколько дней ходит к ловушке на своих двоих — сменить аккумуляторы и забрать свежие фотографии.

Фотоловушка оказалась небольшой коробочкой камуфляжной расцветки с инфракрасным прожектором и объективом.

— А на этой ловушке фотографии барса будут?

Сергей на секунду задумывается, тянет носом воздух, фыркает и уверенно отвечает: «Будут».

К этому времени я уже понял, что Истомов не просто изучает ирбисов. Он уже сам немножко ирбис. Мотается по заповедным тропам в одиночку, с нечеловеческой ловкостью преодолевает заросли и скалы, знает каждое дерево и каждый камень на «своей территории», все видит и все чует. За глаза его так и называют — Полубарс, а еще — Усатый нянь. Ирбисы к своей «няньке», похоже, привыкли — приняли Истомова в круг «друзей семьи». Где Сергей — там и барсы, отираются где-то поблизости, оставаясь невидимыми.

— Я как-то шел по тропе и потерял перчатку. Возвращаюсь, а перчатка моя лежит покусанная. Значит, барс с ней играл. Он же кот, — Сергей пару раз громко мяукнул, — Он даже рычать не умеет, только мяукает. Хочет — играет, хочет — путешествует. Что ему интересно, то он и делает.

— А сами ирбиса видели?

— Было дело. Шел как-то на лодке. Вдруг краем глаза увидел что-то. Оказывается, он воду пил, а я его спугнул. Я сразу по тормозам и назад. Но барс уже ушел, только хвостом мне махнул.

— Разве нет желания засесть и подкараулить барса, чтобы увидеть не только хвост, а зверя целиком?

— А зачем? Мне это неинтересно. Было бы интересно — я бы засел и подкараулил. Я точно знаю, где они ходят и как часто. Посидел бы пару недель и увидел. Только мне интереснее изучать следы. По ним можно сказать куда больше — что барс ел, что пил, как себя чувствует, в каком он настроении…

— Почему вы занимаетесь именно ирбисом?

— А черт его знает. Интересно, вот и занимаюсь.

Ну точно, как барс.

Монгол-супергерой

С 2008 года в объективы фотоловушек попалось полтора десятка ирбисов. Из них пять — местные, саяно-шушенские. Первым был крупный старый кот с мощным лбом и слегка раскосыми глазами — из-за этих глаз к нему и прилипла кличка Монгол. Роскошный доминирующий самец, Монгол чаще прочих попадался в фотоловушки. Со временем Истомову начало казаться, что хищник «просек фишку» и не просто ходит мимо, а позирует. Старый барс, неувядающий как Брюс Уиллис, в итоге сделал прямо-таки звездную карьеру в СМИ.

Есть в России программа спасения редких животных, которую курирует лично Владимир Путин вместе с Русским географическим обществом (президент не просто так разъезжает по стране, заводя личные знакомства с редкими животными и птицами, а по программе). Для многих заповедников это возможность реализовать давние дорогостоящие планы. Вот, к примеру, пути миграции ирбисов в Саянах очень плохо изучены, ирбис — животное редкое, краснокнижное, к тому же в кадре будет смотреться героически, не выхухоль. Для участия в программе — в самый раз. Ученые решили поймать одного «барсика», надеть на него спутниковый ошейник и совместить это действо с визитом Владимира Владимировича.

путин и ирбис

Владимир Путин и ирбис

Никто особо не удивился, что в расставленную ловушку угодил именно Монгол. Дальше все было по плану: Путин приехал, восхитился красотой и длиннющим хвостом представителя семейства кошачьих, выпустил уже «окольцованного» Монгола из клетки и улетел на Сахалин. О том, что осталось за кадром, рассказывает Сергей Истомов:

— Плохо, что нам попался именно Монгол. Он местный, из заповедника никуда не уходит. Мы-то хотели поймать самку — тогда бы узнали, где она выводит детенышей. Полуторагодовалый самец тоже подошел бы — от него можно узнать пути миграции, сейчас для нас это главная загадка. Но раз уж попался Монгол, поработали с ним…

Три дня ученые исследовали Монгола — обмерили, взяли всевозможные анализы, от генетических до гормональных, заодно подлечили раны, полученные котярой в боях за самок. Все это время хищник вел себя совершенно спокойно. Адреналин подскочил у барса только на третий день, когда зверь проголодался.

— Он был невероятно чистым — ни единого паразита. Удивительное животное. Правда, все анализы, которые мы взяли, забрала себе РАН. Видимо, думают, что это их заслуга. У меня остались только обмеры — длина, размер лапы и прочее…

Через три дня Монгол вышел на волю со спутниковым ошейником отечественного производства. Создатели устройства клятвенно заверяли, что высокотехнологичное ярмо проработает год и потом «само отвалится». Сперва передатчик исправно показывал передвижения ирбиса, но через месяц сигнал пропал. Сергей Истомов порывался отправиться на поиски зверя. К счастью, все обошлось: одна из фотоловушек запечатлела барса с ошейником. То ли техника вышла из строя раньше положенного, то ли Монгол разбил передатчик о скалы — кто ж теперь разберет.

Прошел год. Вопреки заверениям разработчиков, ошейник с неработающим передатчиком не отвалился, а так и остался болтаться на мохнатой шее. Человеческий гаджет нисколько не подорвал ни статуса, ни чувства собственного достоинства Монгола: молодые самцы, пытающиеся увести у старичка его самок, по-прежнему получают «по полной». А вот ученым перед барсом немного стыдно: на каждой новой фотографии ошейник Монгола выглядит все более измочаленным. Сотрудники заповедника даже делают ставки на точную дату, когда бесполезная штуковина таки отвалится. И готовят пару новых ошейников для более перспективных особей.

Снежный барс Монгол. Снимок с фотоловушки Саяно-Шушенского заповедника, сентябрь 2012

Охотники за призраком

Снежный барс — название старинное, но неверное. Внешне ирбисы очень похожи на леопардов (поэтому их часто называют «снежными леопардами»), но это сходство портретное, а не генетическое. Генетически ближайшие родственники ирбисов, как ни странно, тигры. Когда история с Монголом пошла в народ, ученые попытались этим воспользоваться в просветительских целях и выступить против «обарсения» ирбиса. Но старое название оказалось столь живучим, что даже биологам пришлось смириться.

Так же, против воли сотрудников заповедника, у ирбисов появились имена.

— Мы не хотели давать имя Монголу, само как-то приклеилось. Еще у нас есть одна самка, мы ее называем Старая. Другим животным стараемся имен не давать, только номера, — говорит Истомов и поясняет: — Чтобы было не так больно, когда их теряешь…

Ирбис конкурирует с росомахой за добычу и старается не сталкиваться со стаями волков, но это не смертельные враги. Природа поставила снежного барса на самую вершину пищевой пирамиды, наделила умом, ловкостью, силой. И мягкой шкурой, за которую на черном рынке готовы выложить сотни тысяч долларов. Скупщики на границе Тувы и Монголии дают поменьше — до семидесяти тысяч долларов. Для местных браконьеров выбор между сохранением барса и собственной выгодой очевиден.

— Ирбиса можно поймать на его консерватизме: он ходит теми же тропами, которые когда-то показала ему мать. Вот на этих тропах браконьеры и ставят петли, — сухо поясняет Сергей.

Петля — капкан простой и в то же время чрезвычайно эффективный. Удавку из тонкой проволоки, троса или лески ставят на тропе на уровне головы животного. Зверь не замечает ловушки и попадается прямо в петлю. Чем больше он бьется, тем сильнее запутывается. Браконьеру остается только забрать добычу.

В 2009-м в такую ловушку угодил и Монгол. Но он зверь сильный — сумел оборвать петлю и сбежать с остатками «удавки» на шее. Сотрудники заповедника страшно волновались за своего супергероя, следили за его состоянием по снимкам из фотоловушек, по ним же и узнали, что со временем Монголу удалось избавиться от удавки на шее.

Противостояние браконьерской братии и инспекторов заповедника — история покруче любого остросюжетного фильма. Погони, перестрелки, преследование по тайге, коррумпированные чиновники. И жертвы с обеих сторон. Виктор Капленко, инспектор Саяно-Шушенского заповедника, повидал всякое, поэтому о браконьерах начинает рассказывать неохотно:

— Была у нас как-то история. Стою я ночью на посту. Слышу, идут — специально мотор заглушили. Я на них гаркнул — браконьеры наутек. Пытался их догнать, да куда там: у таких на лодках моторы за сто тысяч, — по мере рассказа Виктор начинает «закипать». — Они вообще оснащены великолепно — карабины у каждого тысяч за шестьдесят. Было дело, ловил. Если с добычей — составляю протокол, изымаю ружье. Ну и что? Если он тувинец, то этот протокол переправят в Туву, а там у всех брат-сват-блат. Протокол рвут, ружье возвращают. На моей памяти ни одного не то что не посадили, даже не оштрафовали по-крупному! А если, скажем, не вернут ружье, то такому достаточно поймать шесть-семь самцов кабарги, и он свои шестьдесят тысяч вернет.

Безработица и бедность подталкивают жителей Тувы и Красноярского края охотиться на всё, за что можно выручить деньги. Исторический аспект тоже присутствует: сами они браконьерами себя не считают — их деды и отцы охотились в горах и тайге, а им-то почему нельзя? При этом охотники знают, что в любой момент гайки могут затянуть, и ведут себя, как волки в отаре овец: добывают зверя без меры и ограничений. Ситуация усугубляется тем, что в Сибири официально разрешена петлевая охота на краснокнижную кабаргу. А ирбисы питаются кабаргой и ходят по тем же тропам. Поди докажи, на кого браконьер расставлял силки…

Бесконтрольная добыча кабарги таит еще одну опасность: драгоценная мускусная железа, так называемая «струя кабарги», есть только у самцов. Но для того, чтобы добыть одного самца, браконьеры выбивают до семи самок. Не щадят охотники и основную добычу барса — козерогов, чем окончательно подрывают кормовую базу ирбиса.

Сейчас популяция ирбисов в заповеднике более-менее стабильна. Ни о каком демографическом взрыве речи не идет — барсов здесь никогда не было много, да и не могло быть. Зооарифметика беспощадна: каждый день взрослому барсу требуется 10-15 килограммов свежего мяса. Это значит, что для прокорма сотни кошек нужно столько козерогов, сколько в Саянах жить не может. Нынешняя стабильность держится на самке Старой: каждый год она приносит и выхаживает новых котят. Год-полтора они ходят за мамой по пятам, но потом куда-то исчезают.

— Сейчас барс размножается у нас в заповеднике. А куда он уходит? Уйдет в Тыву — станет товаром, в Монголию — станет товаром. Даже если просто выйдет из заповедника, то мы, скорее всего, увидим его уже в виде коврика, — Сергей называет вещи своими именами. — Надо превратить всю территорию миграции ирбиса в заповедную. И запретить варварскую охоту петлей.
Воплощение всего

— Барс — это флагман, это индикатор всего состояния экосистемы, понимаете?! Если он был, а при нас он исчез, это значит, что все глобально нарушено! — так можно сказать о многих исчезающих видах, но «полубарс» Истомов с горящими глазами говорит о своих родных ирбисах. — На барса столько факторов завязано — и антропогенных, и природно-климатических, и таких, о которых мы даже не знаем. Барс — это вообще верх, воплощение всего! Силы, грации… Это просто чудо природы, как… как водопад Виктория!

Если собрать все рассказы очевидцев, окажется, что за последние тридцать лет «воплощение всего» видели раз десять, не больше. Директор Саяно-Шушенского заповедника Геннадий Киселев из тех, кому повезло:

— Мы пролетали один хребет, вертолет снизился, чуть ли не колесами цеплялся за сосны. Там, на хребте, отдыхал барс. Шум винта и двигателей его спугнул. Я его видел секунд десять-пятнадцать. Мы разворот сделали, но он, естественно, уже затаился. Чистая случайность…

Я всматриваюсь в каменный калейдоскоп на противоположном склоне. Может, и мне повезет? Но я ничего не вижу — ни невооруженным глазом, ни в телеобъектив камеры, ни в бинокль. В голову лезут шутки про пресловутых сусликов, которых вроде нет, а они есть.

— Он и сейчас может быть там. Стоит, смотрит на нас, — поддразнивает Сергей. — Только ты его ни в жизнь не увидишь, если он этого не захочет.

Ну точно, как призрак…

Антон Агарков

Другие статьи на тему Ирбис: