Памятный выстрел

Когда слушаешь или читаешь рассказы охотников о самых интересных, удачных и даже невероятных выстрелах, то невольно вспоминаешь каждый свой памятный выстрел и выстрелы друзей-приятелей, очевидцем которых был или поверил на слово, как охотник охотнику.

Особенно памятны удачные выстрелы первых охот, ведь именно они стимулировали дальнейшее посещение волшебного храма природы. На крыльях азарта мы врывались в этот храм, но выносили из него не только трофеи. Природа покоряла нас совершенством своих творений, никогда не обманывала, была прекрасна во все времена года, естественна и строга – она нас воспитывала. И я искренне признаюсь, все то в природе, что производило на меня большое впечатление в детстве и юности, волнует и сейчас!

Апрель 1961 года. Радость предвкушения первой для меня, самостоятельной весенней охоты на вальдшнепиной тяге, соединилась с какой-то невероятной эйфорией счастья от полета Гагарина. Ликовал весь мир, а перед нами мальчишками, казалось, открылась вся вселенная! И, сразу, как-то ближе и роднее стала планета Земля.

День открытия охоты. С крыльца моего дома, на рассвете, было слышно, как бубнят в лесу тетерева. Морозный утренник сковал лужи, но все выше и выше поднималось солнце и становилось теплее. Береза у дома оттаяла, белая кора стала мокрой, от нее шел парок. А в полдень уже журчат ручьи, порхают первые бабочки, по проталинам бегают трясогузки и мельтешат атласные спинки скворцов. Меня, мальчишку, манит под свои своды залитый солнцем лес и никак не дождаться вечера.

Я в который раз собираю и разбираю ружье, смазываю, протираю, целую. Достаю из кармана телогрейки папковые патроны 16 калибра и любуюсь ими: приятная тяжесть заряда, в аккуратном кружочке нарисована семерка, а с другой стороны блестит мишенька для бойка — капсюль жевело. Выхожу во двор, сажусь на скамейку и читаю Рябова: «Когда в погожий весенний вечер за лесом скроется солнце, брызнув последними лучами по верхушкам березок, а внизу быстро начнут сгущаться сумерки, до вашего напряженного слуха донесется глухое «хор-хорр-цсвик», «хор-хорр-цсвик». Звуки постепенно нарастают, из-за ближайших елей и берез, рисуясь на светлом еще небе четким силуэтом с опущенным вниз длинным носом, вылетит лесной красавец – вальдшнеп.

Наступил долгожданный вечер. На тягу я пригласил приятеля Славку Мягкова, у него еще не было ружья, а я шел с отцовским. Мы отправились за Первое болото, куда я в прошлую весну ходил с охотником дядей Васей Муручковым и его неугомонным спаниелем. Это была опушка в березовом лесу с посадкой ровных рядов невысоких елочек. Мы встали лицом к закату, который с каждой минутой разгорался, невольно притягивал взгляд и был хорошо виден сквозь прозрачный лес. Без умолку пели птицы, затевали свару дрозды, через опушку пробежал ежик, шурша прошлогодними листьями.

Летит! Я замер, с дрожащим пальцем на спусковом крючке. Стал нарастать знакомый звук цвиканья, потом выровнялся и быстро затих – это первый вальдшнеп пролетел стороной. Мы с такой надеждой ждали второго вальдшнепа, что стояли до глубокой темноты. Догорал закат, все ярче мерцали звезды в кружевах берез, умолкли птицы, стало холоднее, пора домой. И, вдруг, на нас налетает непонятный силуэт, жвяканье, я стреляю и слышу падение птицы через ветки и удар о землю. Мы со Славкой побежали на звук падения, нашли – это оказался кряковой селезень, огромный, красивый и тяжелый! По очереди, с гордостью, мы несли драгоценный трофей домой, радуясь и болтая всю дорогу. Проталины чередовались снегом, который, как бисер звонко рассыпался под ногами и воздух нас овевал, то теплый, то холодный.

Мой отец не поверил в такую охотничью удачу и с ремнем бегал за мной вокруг стола. Чувствуя вопиющую несправедливость, я не поддавался. «Ладно, — сказал он, — завтра все прояснится, тогда и всыплю». А завтра меня ждал триумф среди мальчишек – я стал охотником! Правда, до того момента, когда я получу охотничий билет по протекции отца в 15 лет, и он подарит мне ружье, было больше года. А пока мне приходилось выпрашивать у него и ружье и патроны. Ради этого я выполнял любые задания, которых в сельской жизни хватало.

Мои родители, все знакомые, родственники и даже я, не могли понять и объяснить, откуда во мне такая охотничья страсть. В 14 лет, когда из ружья добыл первый трофей – селезня, я уже немного разбирался в охоте, в основном, благодаря книгам. Но вот чтобы, еще учась в начальных классах иметь такое фанатичное пристрастие… и на вопрос – «кем ты будешь, когда вырастешь? Я непременно отвечал – «охотником» Все только руками разводили. Отец никогда не охотился, и вообще в нашем окружении никаких охотников не было и откуда у щуплого, застенчивого, всегда улыбающегося мальчика такие наклонности никто понять не мог. Может потому что у меня мама сибирячка.

Отец постоянно отнимал у меня и сжигал в печке каждый год десятки рогаток и поджиг-самопалов. Прошедший войну, он видимо видел в этих моих увлечениях какие-то садистские наклонности. Да, я часто охотился на воробьев, которых в нашем поселке с натуральным хозяйством было великое множество, но я никогда не стрелял ласточек заманчиво сидевших на проводах, доверчивых скворцов, зарянок, синиц, щеглов и прочих милых птах. Чаще всего приходилось стрелять по пустым консервным банкам. Попадание в них было эффектным и звонким, как выстрел.

Ружье, курковая одностволка 16 калибра, в нашем доме, как и у многих в поселке висело на стене, покупные патроны на шкафу у родителей в спальне, и отец всегда знал их количество. После истории с селезнем он в охотничьи дебаты со мной не вступал все же, пусть даже невольно, воспитывал во мне охотника. Часто, из экономии или если я провинился, отец давал мне на охоту один патрон – «добудешь, дам два патрона, а нет, опять пойдешь с одним». Первую такую охоту я хорошо запомнил.

Было пасмурное утро, сыпал мелкий дождь. Из дома я вышел поздно, зная, что в такую погоду голуби кормятся на полях целый день. Голуби это вяхири крупные голубые птицы с белыми зеркальцами на шее и крыльях. Вот бы подкрасться к стае и бабахнуть в самую гущу, мечтал я всю дорогу. Принести домой этих красивых лесных голубей штук пять-семь и всех удивить. «Вот это охотник» – скажет отец. Но когда я вышел на поля и увидел лужи в стерне, отбросил иллюзию с подкрадыванием и стал обдумывать предстоящую охоту. «На поле дождь и ветер, в лесу мокрые кусты и капает с деревьев» — размышлял я, уже промокший, остановившись под рябиной. Из леса вылетел вяхирь – я сорвал с плеча ружье и выстрелил в него с короткой поводкой, не зацеливаясь. Голубь упал в стерню, теряя при ударе о землю перебитые дробью перья.

На следующий день я вышел на охоту, на поля с двумя патронами. Над золотым жнивьем поднималось огромное солнце, по низинам стелился тонкий прозрачный туман. На травах, на паутинах и на цветах растущих среди зерновых: васильках, ромашках и трехцветных фиалках, как бриллианты сверкала роса. В это раннее время вяхири вылетают кормиться на поля из темных лесов. Раздвинув парящую, мокрую солому я сел на копну и стал наблюдать. Над полем как бабочка порхала пустельга, высматривая свою добычу.

У лесного острова над болотцем кружит утка. Вяхирь вылетел из леса, над соседним полем сделал круг, потом еще один и сел — наверняка к своим. Между моим полем, с копнами и полем, где сел вяхирь межа из сорняков. Попробую подкрасться. От копны к копне, пригнувшись, держа ружье у самой земли, я добрался до межи. Наблюдать пришлось сквозь траву, иначе спугнешь, осторожных и зорких птиц. Я смотрел долго, но ничего не высмотрел. Как хотелось встать во весь рост и увидеть этих пропавших голубей – ведь они где-то рядом. Вот они – справа шевелятся голубые спинки вяхирей на уровне щетинистой стерни. До голубей было далековато, но они двигались в мою сторону, появившись из невидимой ложбинки. Если подлетят другие голуби, а они обязательно сделают круг перед посадкой, то все пропало – меня заметят. А может подползти навстречу вяхирям вдоль межи?

Нельзя, – заметят эти. Надо ждать. Я надвинул на глаза кепку, распластался еще ниже и взвел курок. Вяхири все ближе, ближе – пора, прицелившись в скопление из 5-7 птиц, я выстрелил. Хлопанье крыльев, взлет испуганных птиц – я вскакиваю, судорожно перезаряжаюсь и внимательно смотрю на улетающих голубей, не упадет ли какой? На поле осталось четыре вяхиря – я зашагал к ним. И, вдруг, один голубь взлетает и летит над самой стерней, не в силах набрать высоту – я стреляю, он падает. Последний патрон – так жалко. А, может, он пролетел бы еще немного и упал. Нет, правильно сделал, что не дал подранку уйти, и выстрел был красивый и точный. Вот если бы промазал – тогда жалко.

Перед поселком, я связал вяхирей в красивую гирлянду, и в душе ликуя, пошел к дому. Открыл калитку во двор, и надо мной сразу же нависли вечно цветущие золотые шары, будто спрашивая, — «Ну, как?» — «Отлично!» В доме еще только завтракали. Отец, мать, брат и сестра сидели за общим столом в средней комнате. А из большой комнаты, (я через нее понес в спальню ружье) из нарядного приемника «Звезда — 54», накрытого салфеткой-вышивкой ришелье, звучала воскресная развлекательная передача «С добрым утром». В углу стоял, блестя широкими листьями фикус, на подоконниках цвели герани, а на трюмо выстроились слоники, которых с каждым годом становилось все меньше и меньше.

…

"Подожди, последний раз прикурю",- пошутил я над своим другом, начинающим охотником Борисом Мартыновым и прикрепил спичечный коробок на толстую сосну. Я отмерил 52 шага – это примерно 35 метров, Борис зарядил ружье патроном с пулей «Бреннике», и без опоры стал целиться. Он держал ружье, как памятник, не шелохнувшись. Ахнул выстрел. От коробка осталась труха, а на его месте, в сосне дырка. И это была не случайность. На первой лосиной охоте в Подмосковье, Борис и команда матерых охотников до обеда сделали два пустых загона. Их объединили с такой же невезучей командой, и они сообща организовали последний загон в надежном-пренадежном месте. Пусто. Все собрались у машин с краю поля, ругая егерей, лосей, погоду и угодья.

На капотах появилась закуска, зазвенели стаканы. И тут, через поле, в 150 метрах от охотников идет бык… это сейчас бы, а в семидесятых годах у всех были гладкостволки, и поэтому лось слышал только мат, а не выстрелы. Тем временем Борис подбегает к егерю и спрашивает — «Стрелять?» — «Стреляй» — пошутил опешивший егерь. Борис заряжает «ИЖ – 26» патронами с любимой пулей «Бреннеке» и, не раздумывая, стреляет. Первая пуля попала в голову быка и сбила рог, лось сделал переднее сальто и рухнул на спину копытами кверху. Это был только шок. Бык встал, но вторая пуля сразила его, наповал, пробив переднюю лопатку!

В Брянской области, в охотхозяйстве «Нерусса» первый день охоты на лосей для нашей команды прошел безрезультатно. В последнем загоне я видел двух лосей вышедших из оклада. Они ушли через фланг 200 – 300 метров не доходя до линии стрелков в сторону обширного болота. Я выразил удивление, почему этот переход егеря оставили без внимания? Раз ты такой умный – завтра будешь капитаном – решила команда.

Как будто это что-то меняло – ведь я буду не капитаном егерей. Нужно отдать должное, в те годы в военном охотхозяйстве «Нерусса» все квартальные дороги были расчищены и благодаря этому егеря на машинах быстро делали оклад, вычисляя по входным и выходным следам количество находившихся там зверей. Помогало это и в охране животных от серых разбойников. В угодьях было особенно много косуль, и волки тянулись сюда со всей округи. Егеря прямо с машины их офлаживали, разматывая многокилометровую бобину, а на следующий день привозили охотников. И поэтому я не удивился, когда рано утром старший егерь, приехавший на базу, мне сказал: — «Володя, в окладе бык – собирай команду, поехали».

Мы с егерем быстро расставили номера. На одном открытом участке поставили охотника с гладкоствольным автоматом, и в соседи к нему напросился Леопольд. Лось вышел из загона между этими стрелками, метрах в 70 от каждого и повернул в сторону охотника с автоматом. Тот выпустил по зверю весь магазин и лось рухнул. Оказалось, стрелял по лосю один раз и Леопольд. Он на удивление всем, заявил, что бык рухнул замертво после его выстрела и голова с шикарными рогами его. Мы осмотрели внимательно лося со всех сторон, и нашли только две легкие раны в ноги – это неопытный автоматчик рвал курок и занизил выстрелы. Но здоровенный бычара ведь убит наповал!

На базе, на разделке этого лося присутствовали все, даже те, кто не участвовал в охоте – ведь интересно же! Леопольд попал угонному лосю в копчик! Тяжелая пуля 12 калибра ударившая с огромной силой в торец позвоночника, конечно же, была смертельной.

Владимир Киселев