Все охотники, а уж особенно рыбаки, в один голос утверждают, что женщины участвовать в их забавах, связанных с попытками что-то добыть, не должны. Якобы их присутствие приносит невезение и даже несчастья. Не скрою, меня в этом тоже трудно переубедить, особенно когда дело касается серьезных охот. |
Охота на медведя на овсах отличается от прочих своей нудностью и однообразием. Правда, первое время она может показаться даже в чем-то захватывающей и опасной. Любой лесной шорох, крик потревоженной птицы, тихий треск заставляет сердце выскакивать из груди, а руки крепче сжимать оружие:
— Вот он крадется! Сейчас как вывалит пудов на двадцать!
Но когда просидишь на лабазе безрезультатно пару недель, причем изо дня в день не менее четырех часов, невольно ловишь себя на мысли, что это не охота, а каторга добровольная. Ближе к вечеру — наиболее удобному времени выхода на овес медведя и охотника настроение резко падает и начинаешь искать повод, чтобы пропустить этот день. Это мне по собственному опыту известно.
В тот год, о котором пойдет рассказ, казалось, что все природные силы берегли медведей от кровожадных охотников. Ягоды уродилось как никогда. Отошла малина, черникой все усыпано, еще чернику можно брать, а по солнцепекам уже брусника краснеет, и этой осенней ягоды урожай небывалый. Зачем, спрашивается, топтыгину с риском для жизни овес идти воровать?
Правда, выходы на поля все же были неопределенной давности, вот подле них и пришлось сделать засидки. Ну да лицензия куплена, что остается делать, охотник — он всегда надеждой живет. Отсидели мы втроем десять дней на лабазах, крупнее зайца никто ничего не видел. Погода стоит изумительная, к вечеру ветер стихает, небо чистое, ну ни облачка. Тишина такая, что подлетающего комара за десять метров слышно.
У товарищей моих остается всего неделя до окончания отпуска, решили мы место поменять. Перебрались на самый север района, где на хуторе с семьей и родителями жил мой товарищ.
Дальше на сорок верст ни жилья, ни посевов не было. Медведь, конечно, и там весь на ягоде сидел, но была надежда, что с северной стороны пришлый подойдет. Да и друг мой охотником был, так что нас теперь четверо стало.
Отдежурили мы на новом месте еще неделю впустую, двое уехали — на работу пора, Я решил еще на недельку остаться, каждый день на пару с Алексеем ходили — результат тот же. Благо в тех местах боровой дичи полно, днями душу отводил. Хлеб они на хуторе сами пекут, после него на государственный смотреть не хочется, молоко каждый день до отвала, картошка прямо с грядки — в общем, сам, как медведь, жир к зиме нагуливал…
Наконец и мое терпение лопнуло, да и дела заставляли в село вернуться. Попрощался я с Алексеем, поблагодарил за гостеприимство, отдал ему лицензию на топтыгина — посиди, мол, еще, коли желание возникнет, и отправился в райцентр. По приезде я узнал, что по всему району только одного медведя добыли, да и тот ясельного возраста.
Сентябрь к концу подходил. Затянувшееся лето как-то сразу сдало свои позиции. С нахмурившихся небес сыпал бесконечный осенний дождь-сеянец, а если проясняло, то по утрам крепко морозило. Про медвежью охоту я уж и думать забыл, какие к черту овсы, когда лед хрустит под ногами?! Расстройства, что не добыл зверя, не было, единственный недометок, случайно попавший под выстрел, закончил счет добытым по району медведям. Правда, за пять лет охоты это был первый случай, когда я зверя не отстрелял. Места богатые, конечно, ну да год на год не приходится — утешал я себя.
Как сейчас помню, было это второго октября. Разбудил меня звонок телефонный. С трудом стряхивая с себя остатки сновидений, я поднял трубку. Никак не могу понять, кто звонит, слышимость как из-под земли, да еще треск и музыка мешают. Для районной связи в дождливое время это обычное дело. С трудом разобрал, что это Алексей с хутора пробивается. Слышу орет в трубку, дабы я хоть два слова разобрал,— ну я и разобрал:
— Приезжай, медведя убил!
На этом связь оборвалась, и сквозь короткие гудки и треск Пугачева также громко, с надрывом, пытается мне поведать судьбу бедного «Арлекино».
Алексея я давно знал, парень он молчаливый, серьезный, по трезвому от него лишнего слова не добьешься. Да и охотник добрый, приходилось мне с ним в лесах пропадать — просто так трепаться не станет. Да и какие шутки могут быть, когда до него сорок верст по разбитой дороге!
— На чем же до него добраться? Если на тракторенке моем ехать, так только к ночи на месте будешь.
Пришлось к советской власти с поклоном идти, в исполкоме УАЗ просить, хотя проберется он до хутора или нет, очень сомнительно было. По длинным коридорам главнейшего сельского учреждения носились холеные дамы, одетые, несмотря на происхождение, явно не по-деревенски. Секретаршу я хорошо знал, и полчаса мы болтали с ней в перерывах между беспрерывными телефонными звонками. Наконец дошла очередь и до меня.
— Заходи, заходи, зачем пожаловал, охотник?
Советская власть была представлена в женском хорошо сохранившемся лице предпенсионного возраста, с рублеными почти мужскими чертами лица и сверлящим взглядом, приводившим в замешательство сельских жителей. В народе ее звали Идейка, от имени Идея, безрассудно данного ее родителями. Ко мне она всегда относилась хорошо. Специалистов с образованием в этом отдаленном районе было очень мало. Объяснив ей, что медведь уже убит, а мой трактор для поездки за ним непригоден, я выжидательно посмотрел на нее. Немного подумав, она позвонила в гараж и сказала:
— Возьмешь Володю и поезжай с ним за своим медведем, только не пей с ним на радостях, он пьяный хуже барана.
Через десять минут мы уже мчались по разбитой дороге, заляпывая грязью чистенький вездеход. До места добрались быстро и практически без приключений. Подъехать удалось к самому дому. У распахнутых ворот подворья стояла телега, на которой во всю длину растянулась лохматая туша медведя. Даже на первый взгляд медведь показался крупным. Из дома вышел улыбающийся Алексей с супругой, указывая рукой на медведя, он сказал:
— Это ты моей Любаше спасибо скажи, если бы не она, не попробовать нам медвежатинки в этом году. Сколько я охочусь на медведя, а такого еще никогда не видывал…
Оказывается, после моего отъезда Алексей не успокоился и практически каждый день ходил на овсы. Однажды он даже видел медведя вне досягаемости выстрела из гладкоствольного ружья. Когда приехали убирать овес, он поговорил со знакомыми ребятами, выпил с ними бутылку, и они оставили ему довольно приличный участок нескошенного овса рядом с лесом. Там он и соорудил капитальный лабаз, притащив из деревни доски. Это было необходимо, потому что сидеть становилось с каждым днем холоднее, а разместиться на маленьком лабазе, в ватных штанах и телогрейке, было бы просто невозможно. Обходя оставленный участок овса, по следам он видел, что медведь посещает поле, но нерегулярно и с опаской. Скорее всего, это был местный зверь, который понял, что его караулят. Добыть такого медведя крайне трудно, так как он будет проявлять повышенную осторожность.
Вечером первого октября он с завидным упорством и постоянством стал собираться на лабаз. Трудно сказать, чем он был движим, азартом охотника или обязательностью сельского жителя, по крайней мере я уже давно бросил бы это бесполезное занятие. Увидев, что он собирается, с ним стала проситься его супруга, что, по моим понятиям, тоже необъяснимо, так как раньше она никогда не проявляла интереса к охоте, а уж тем более на медведя. Рассудив, что лабаз вполне вместит и выдержит двоих, а медведь все равно не ходит, Алексей решил взять ее с собой.
Люба оказалась хорошей медвежатницей и тихо, терпеливо сидела на лабазе рядом с супругом. Медведь вышел практически в полной темноте, когда они уже собирались уходить домой. На фоне овса зверь был едва заметен. Кормиться зверь стал довольно далеко от лабаза, что не позволяло Алексею нормально прицелиться в темную бесформенную массу. Густые осенние сумерки быстро переходили в непроглядную темень. Скоро местонахождение зверя можно было определить только по звуку. Тогда Алексей осторожно достал из кармана круглый трехбатареечный фонарь, который он брал с собой, чтобы не переломать ноги на обратном пути. Взял его левой рукой и примостил под цевьем, одновременно поддерживая стволы. Яркий луч света прорезал темноту и осветил зверя. Пока Алексей пытался нормально прицелиться, медведь спокойно стоял на месте, повернув голову к источнику света. Свое недовольство по поводу прерванной трапезы он выражал громким фырканьем. Мало того, луч света выхватил из темноты второго медведя, который кормился чуть дальше первого, и этот зверь тоже не собирался покидать овес!
После выстрела зверь упал и какое-то время оставался на месте, не подавая признаков жизни. Удар пули двенадцатого калибра по месту явно оказал на него шокирующее действие. Потом поднялся и, спотыкаясь и падая, упрямо пошел к спасительному лесу, издавая громогласное рычание,— больше воровать колхозный овес ему явно не хотелось; выстрел из второго ствола не остановил его, и тяжело раненный медведь скрылся в лесу.
По поведению медведя было ясно, что ранение он получил очень серьезное, скорее всего, смертельное. Так, на моей практике был случай, когда медведь, с разбитым вдребезги сердцем пулей шестнадцатого калибра, прошел около двухсот метров, моментально умчавшись с поля. Алексей разумно рассудил, что разыскивать с фонарем раненого медведя может только умалишенный. Они спустились с супругой с лабаза и отправились домой. Новоиспеченная медвежатница за всем происходящим наблюдала спокойно, хотя до медведя было не более сорока метров. Мне приходилось на Сахалине слышать рычание раненого медведя. Даже у видавшего виды мужчины этот рык может вызвать неадекватную реакцию, так что мужеству подобных женщин остается только восхищаться.
Если бы кто-то рассказал эту историю в пивном зале, за кружкой пива, я бы по крайней мере стал сомневаться.
Алексей с Любой рассказывали обо всем случившемся вдвоем, перебивая друг друга. Да и медведь как неопровержимое доказательство спокойно лежал на телеге, забывшись в вечном сне.
Утром, как только рассвело, Алексей вдвоем с отцом отправился к месту событий минувшей ночи, взяв с собой небольшую лохматую собачонку, которая жила при их обширном хозяйстве. С медведями этот барбос, конечно, ранее знаком не был. Наверное, его возмутила валяющаяся в лесу лохматая туша, о чем он незамедлительно известил хозяев. Зверь был мертв, ему хватило сил отойти всего метров семьдесят от поля. Леша помчался звонить мне, а отец пошел запрягать лошадь. С помощью всех домочадцев они водрузили медведя на повозку, где он и находился вплоть до моего приезда.
Вес зверя был около 200—250 кг, точнее взвесить было не на чем. Он был прекрасно одет и упитан. Разделывать медведя в подворье было очень удобно. Когда с него сняли шкуру, то он был весь белый от сала, только нутряного жира набралось больше ведра. Несомненно, этот зверь прекрасно бы перезимовал, если бы не стал лакомиться перед спячкой колхозным овсом.
Весной этого года мне удалось вырваться в те места на охоту. Много лет назад я проработал там семь лет. На хуторе теперь никто не живет, Алексей похоронил отца и перебрался в более перспективный поселок. Его сын провел с нами всю весеннюю охоту, несмотря на то, что погода была очень холодная. Наверное, когда вырастет, тоже будет медвежатником, так же как его мама и папа. Вот и рассуждай после этого случая о невезении в присутствии женщин.
И. ШПЕРОВ
Источник: ohoter.ru