«…Корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону. Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. Пена неслась в воздух. Паруса, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя в вал, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном…» Фантастическая, могучая, величественная картина … во имя Женщины
Александр Степанович Грин родился 23.08.1880, и к его дню рождения мне хотелось бы вспомнить вовсе не об Александре Стефановиче Гриневском (настоящее имя), а о его жене.
По мнению Натальи Тендора, Грин был не только великолепным пейзажистом и мастером сюжета, но и еще очень тонким психологом. Он писал о самопожертвовании, мужестве – героических чертах, заложенных в самых обыкновенных людях. Он писал о любви к труду, к своей профессии, о неизученности и могуществе природы. Наконец, очень немногие писатели так чисто, бережно и взволнованно писали о любви к женщине, как это делал Грин.
"Все-таки это удивительный, замечательный писатель, истинный романтик и сочинитель невероятных историй, каких во всей мировой литературе немного!” — писал об Александре Грине Ярослав Голованов.
Грин говорил, что «вся земля, со всем, что на ней есть, дана нам для жизни, для признания этой жизни всюду, где она есть». Сам же Александр Грин прожил тяжелую жизнь. Все в ней, как нарочно, складывалось так, чтобы из него сделать преступника или злого обывателя. Но этот угрюмый человек через все тяготы жизни пронес, не запятнав, дар могучего воображения, чистоту чувств и застенчивую улыбку. Окружающее было страшным, жизнь невыносимой. Грин выжил, но недоверие к действительности осталось у него на всю жизнь. Он всегда пытался уйти от нее, считая, что лучше жить неуловимыми снами, чем «дрянью и мусором каждого дня».
Крымский исследователь Владимир Куковякин решил проследить жизнь Нины Николаевны Грин — женщины, которой были посвящены "Алые Паруса" — одно из самых известных произведений писателя, снискавшее ему всемирную славу.
И весь свой талант писатель вложил в саму величественную книгу, написанную в очень нелегкое время. И посвятил ее своей жене. "Нет надобности говорить о том, как боготворил эту женщину Грин. Рассказывают, что он круглый год ходил в одном и том же черном пальто. Однажды Грин зашел в греческую кофейню и продал его. А на вырученные деньги купил корзину белых роз. В этот день у его Ассоли был день рождения. … Когда Нина Николаевна скончалась, ее не разрешили похоронить рядом с мужем", — пишет Куковякин.
Грин как-то сказал в шутку, что его жизненный идеал — шалаш в лесу у озера или реки, в шалаше жена варит пищу и ждет его. А он, охотник, несет ей добычу и поет веселые песни. Супруги не любили расставаться. Если Александр с утра не писал, то они вместе отправлялись к морю, с книгами и рукодельем, сидели у морского прибоя и смотрели на шумные волны.
Летом 1931 года Грины переехали из Феодосии в Старый Крым. Жилось им трудно, из издательств один за другим приходили отказы. Ничего не дала и поездка в Москву, ответа на заявление в Союз писателей о пенсии не последовало. Не откликнулся на просьбы и Максим Горький. С каждым днем ухудшалось здоровье писателя. Врачебный диагноз: ползучее воспаление легких. А оказалось — рак. В июле 1932 года романтика не стало. После смерти мужа на долю Нины Грин выпало множество тяжких испытаний. Разное говорили о ней, и только сейчас стала известна вся правда.
В феврале 1946 года выездной сессией военного трибунала Симферопольского округа Нина Николаевна Грин была приговорена по статье 58-1 «а» к десяти годам лишения свободы с поражением в правах и конфискацией имущества.
Она отбыла почти весь срок — ее освободили по амнистии со снятием судимости в сентябре 1955 года. В заявлении Н. Н. Грин Генеральному прокурору СССР подробно описана вся эта трагическая история.
«Немецкая оккупация, — говорится в документе, — застала меня в Старом Крыму, где я жила со старухой-матерью и работала медсестрой в местной больнице. Оккупация была неожиданной, и когда я хотела бежать, было уже поздно, и, как многим другим жителям Старого Крыма, мне пришлось остаться — не потому что хотела, а потому что не имела возможности выехать.
Никаких средств к существованию, кроме зарплаты, у меня не было, и война застала меня врасплох. К ноябрю 1941 года мы с матерью уже основательно голодали. Наши скромные вещи никто не хотел обменивать на продукты — все берегли для себя. К этому времени я перенесла длительный, очень тяжелый приступ грудной жабы, а у матери появились первые признаки психического заболевания, которое быстро прогрессировало.
В последних числах января 1942 года кто-то из местных жителей, работающих в управе, предложил мне место корректора в небольшой типографии, открытой городской управой. Типография печатала различные бланки, необходимые для работы управы и старостатов, а позже — по просьбе жителей деревень — краткие календари. Голод, крайнее физическое истощение и упадок сил после тяжелой перенесенной болезни вынудили меня это предложение принять».
За попытку избежать голодной смерти было уплачено десятью годами жестокой лагерной жизни. В чем была ее вина? Что оставалось ей делать? Когда-то, еще при жизни Грина, местные жители, узнав о его болезни, несли в дом самые разные продукты. Приносили даже самый дефицитный товар — чай. Нину Николаевну порой останавливали на улице: «Вы уж не обижайтесь, у вас, слышно, больной чай любит, передайте ему, пожалуйста».
Но война свела на нет любое милосердие. Плохо себя чувствовала мать. И Нина Грин решилась. Появилась работа, а вместе с ней хлебный паек и два обеда в общественнсй столовой. Летом 1942 года в типографии стал печататься бюллетень со сводками и хроникой.
«Само название «Бюллетень Старо-Крымского района», — отмечается в заявлении Н. Грин, — определяет его содержание — военные сводки за неделю, различные объявления и перепечатки из центральной крымской газеты «Голос Крыма»… Самостоятельных статей (в течение короткого времени, что я печатала бюллетень) не было.
Сама я не писала ни одной строчки, выполняя только строго техническую часть работы. И от жителей не принимала никаких статей, объясняя им, что в бюллетене статьи не помещаются.
«В связи с наступлением советский войск бежала из Крыма в Германию», — сказано обо мне в отказе от реабилитации. Я не «бежала» в Германию. В 1944 году умерла моя мать. После ее смерти я уехала не в Германию, а в Одессу, где жили мои друзья, а в Германию я была насильно увезена немцами, так же, как и несколько сот советских граждан вместе со мною. Я приехала в Одессу на пароходе, и прямо с парохода меня и других снял отряд немецких солдат и привел в большой дом, где помещалось около 800 человек. Все выходы из дома строго охраняли немецкие солдаты и в город не выпускали. Через несколько дней всех нас отправили на машинах на вокзал, погрузили по 36 человек в товарный вагон и в каждый вагон поместили по 2 солдата с оружием, которые провожали нас группами даже в уборную. Через Румынию нас перевезли в Германию, где распределили по рабочим лагерям».
Нина Грин находилась в лагере под Бреслау. Уже в 1945 году, когда очевидным стал конец войны, лагерь сожгли, а пленных погнали на Запад. По дороге, во время бомбежки, воспользовавшись паникой, Грин спряталась в груде мусора, а затем добралась до наших. Встретили ее, разумеется, настороженно. Долго шла проверка в репатриационном лагере. Наконец, разрешили вернуться на родину.
В октябре 1945 года Грин вернулась в Старый Крым и через месяц была арестована. В ее судьбе долго не разбирались. Следователь, который вел дело, заявил напрямую: «Государству важны не причины, заставившие совершить преступление, а важно само преступление». Главное обвинение — работа на немцев в Крыму и в Германии. В расчет ничего не принималось. Даже тот факт, что во время войны Нина Грин спасла тринадцать человек от расстрела. А было это так.
Осенью 1943 года в Старом Крыму убили немецкого офицера. Фашисты взяли 13 заложников. Жена одного из арестованных прибежала к Нине Николаевне. Та бросилась в управу, стала умолять городского голову поручиться за заложников. Получив нужный документ, Грин поехала в Симферополь, куда уже отправили арестованных. Благодаря заступничеству управы люди были освобождены.
В заявлении Генеральному прокурору СССР есть такие слова: «Всю свою жизнь после освобождения я посвятила сохранению литературного наследия моего покойного мужа — писателя Александра Степановича Грина — и я ношу его имя, имя писателя, чьи произведения с таким интересом и благодарностью читает наш народ. Я обязана перед его светлой и чистой памятью приложить все силы к тому, чтобы ни малейшей теки не легло на это имя — и вот это единственное обстоятельство диктует мне вновь обратиться к Вам с просьбой о пересмотре моего дела. За свое малодушие, за свой страх перед голодной смертью я заплатила дорогой ценой — я 10 лет лишена была свободы, чести, я пережила много моральных унижений и так много физических лишений. Но все это если не забыто, то уже позади, а мотивы отказа в реабилитации мною не забываются ни на минуту и заставляют еще раз напомнить о себе. Я обращаюсь к Вам в надежде, что Вы еще раз проверите мое дело, учтете те тяжелые условия, в которых я очутилась, и поймете, что отказ в реабилитации неправилен и несправедлив».
Трудным был путь к правде, но в конце концов она восторжествовала. Остаток своей жизни Нина Николаевна практически провела в нищете. Долгое время она получала пенсию в размере 21 рубль в месяц, только в 1964 году планку подняли до 60 рублей. Но и в этих условиях вдова известного писателя делала все, что могла, заботясь о домике Грина, о его творческом наследии, о публикациях его произведений.
Инна Руденко: "Как-то в Старом Крыму, проходя мимо маленького домика, встретилась я глазами с женщиной на его пороге. Поразил и запомнился навсегда цвет этих глаз — ясно-голубой, как крымское небо. То была жена Александра Грина, которой он посвятил свои "Алые паруса". А неподалеку, у его могильной плиты, могучее дерево пламенело от алых треугольников, оставленных многочисленными паломниками. Давно это было. Нет уже Нины Николаевны, и вряд ли сохранилась стихийно возникшая традиция приносить Грину свои маленькие алые паруса. Алые паруса выцветают на ветру забвенья, перейдя в названия многочисленных и не очень свежих кафе, увядают под усмешками круглых реалистов".
Когда Нина Николаевна скончалась, ее не разрешили похоронить рядом с мужем. Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, "на стреме".
Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. «Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила», — пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.
Но через время история вновь скорчила страшную гримасу. В 1998 г. в местном пункте приема металла застали за распиливанием части памятника некоего гражданина. Добывая цветной металл, вандал изуродовал памятник, отодрав от него фигуру девушки, символизирующую Бегущую по волнам. И представьте, этот человек оказался внуком бывшего начальника МГБ, через руки которого и проходило в свое время дело Нины Грин.
В августе этого года все подданные страны Гринландии отмечают день рождения своего кумира. Они обязательно вспомнят в этот день его «фею волшебного ситечка», которой выпали в жизни нечеловеческие испытания. А после смерти — двойные похороны. Из мнений моих читателей:
Марина Кошулько: "Не перестаю удивляться мужеству наших людей… Две книги перевернули моё сознание — каждая в своё время. Это "Алые паруса" и "Мастер и Маргарита". Большое спасибо за публикацию".
Ирина Христенко: "Ребята! Надо верить в чудеса! Когда-нибудь, весенним утром ранним над океаном Алые взметнутся паруса, и скрипка запоет над океаном!"
Андрей Шалыгин
Наиболее известные произведения (гиперссылки на тексты книг):
- Алые паруса, 1923;
- Блистающий мир, 1923;
- Золотая цепь, 1925;
- Бегущая по волнам, 1928;
- Джесси и Моргиана, 1929;
- Дорога никуда, 1930.
- Зеленая лампа, 1930
"Алые Паруса" (гиперссылки на текст книги по главам):