То, что Антон Павлович Чехов знал и любил русскую природу, не новость. Классические описания бескрайней российской равнины можно найти и в повести «Степь», и во многих других произведениях. Однако Чехов выступал не просто как зоркий художник. Иногда писатель поднимал проблемы, которые стали обсуждаться лишь многие десятилетия спустя, во второй половине ХХ века, когда до сознания человечества дошла, наконец, роль экологии в современном мире. |
Впервые в отечественной литературе проблемы экологического оскудения поднял Антон Чехов
Действительно, в ХIХ веке мало кого интересовали проблемы защиты окружающей среды. Однако в 1887 году Чехов пишет рассказ «Свирель», где показаны важнейшие экологические проблемы России того времени. О них говорит не барин, не интеллигент, не ученый, а малограмотный и нищий пастух. Но этот «человек из народа» искренне любит свою страну и переживает за ее судьбу. Пастух встречается в лесу с барским приказчиком Мелитоном. Идет обычный разговор по душам, и пастух произносит удивительную речь в защиту русской природы.
Мы привыкли к тому, что об экологии рассуждают специалисты и политики (по шпаргалкам ученых). Тем более интересно ознакомиться с мнением Антона Павловича Чехова, выраженным устами простого и неграмотного крестьянина. Пастух видит общую картину деградации страны.
«– Все к одному клонится. Летошний год мало дичи было, в этом году еще меньше, а лет через пять, почитай, ее вовсе не будет. Я так примечаю, что скоро не то что дичи, а никакой птицы не останется.
Пастух горько усмехнулся и покачал головой.
– Удивление! – сказал он. – И куда оно все девалось? Лет двадцать назад, помню, тут и гуси были, и журавли, и утки, и тетерева – туча тучей! Бывало, съедутся господа на охоту, так только и слышишь: пу-пу-пу! Пу-пу-пу! Дупелям, бекасам да кроншнепам переводу не было, а мелкие чирята да кулики, все равно как скворцы или, скажем, воробцы – видимо-невидимо! И куда оно все девалось! Даже злой птицы не видать. Пошли прахом и орлы, и соколы, и филины… Меньше стало и всякого зверья. Ныне волк и лисица в диковинку, а не то что медведь или норка. А ведь прежде даже лоси были! Лет сорок я примечаю из года в год Божьи дела и так понимаю, что все к одному клонится.
– К чему?
– К худу, паря. Надо думать, к гибели… Пришла пора Божьему миру погибать.
Пастух надел картуз и стал глядеть на небо.
– Жалко! – вздохнул он после некоторого молчания. – И, Боже, как жалко!.. И солнце, и небо, и леса, и реки, и твари – всё ведь это сотворено, приспособлено, друг к дружке прилажено. Всякое до дела доведено и свое место знает. И всему этому пропадать надо!
– Может, и скоро конец света, а только нельзя по птице судя. Это навряд, чтобы птица могла обозначать, – возразил Мелитон.
– Не одни птицы, – ответил пастух. – И звери тоже, и скотина, и пчелы, и рыба… Мне не веришь, спроси стариков; каждый тебе скажет, что рыба теперь совсем не та, что была. И в морях, и в озерах, и в реках рыбы из года в год все меньше и меньше. В нашей Песчанке, помню, щука в аршин ловилась, и налимы водились, и язь, и лещ, и у каждой рыбины видимость была, а нынче ежели и поймал щуренка или окунька в четверть, то благодари Бога. Даже ерша настоящего нет. С каждым годом все хуже и хуже, а погоди немного, так и совсем рыбы не будет. А взять таперя, реки… Реки-то небось сохнут!
– Это верно, что сохнут.
– То-то вот и есть. С каждым годом все мельче и мельче, и уж нет тех омутов, что были… Меняет река русло и, гляди, доменяется до той поры, покеда совсем высохнет. Здесь болота и пруды были, а нынче где они? А куда ручьи девались? У нас в этом самом лесу ручей тёк, и такой ручей, что мужики в нем верши ставили и щук ловили, дикая утка около него зимовала, а нынче в нем и в половодье не бывает путевой воды.
– Да и леса тоже… – пробормотал Мелитон.
– И леса тоже… – повторил пастух. – И рубят их, и горят они, и сохнут, а новое не растет. Что и вырастет, то сейчас его рубят; сегодня взошло, а завтра, гляди, и срубили люди – так без конца и краю, покеда ничего не останется… Пригляделся я за свой век и так теперь понимаю, что всякая растения на убыль пошла. Рожь ли взять, овощ ли, цветик ли какой – все к одному клонится».
«Свирель» осталась малоизвестной даже для любителей Чехова. Рассказ не входит в массовые сборники произведений писателя. Критики в свое время отмечали в рассказе лишь «…общий серый цвет и критику общественной пошлости, которая усугубляется русской бедностью, нищетой, вырождением». Но никто не оценил блестяще выраженную Чеховым экологическую тему.
Чехов неоднократно возвращался в своих произведениях к экологическим проблемам России. Характерен монолог Астрова в пьесе «Дядя Ваня». Здесь под маской сельского врача, конечно, выступает сам Чехов. Астров – это высокоразвитый, но никем не востребованный, «ненужный» интеллигент. Он составил, говоря современным языком, экологическую карту уезда, где показана обстановка 50 лет назад – и современная.
Астров говорит: «…Раньше половина площади была занята лесом. Где по зелени положена сетка, там водились лоси, козы… Я показываю тут и флору, и фауну. На этом озере жили лебеди, гуси, утки и, как говорят старики, птицы всякой была сила, видимо-невидимо: носилась она тучей… Рогатого скота и лошадей было много… В настоящем исчезли и лоси, и лебеди, и глухари. От прежних выселков, хуторков, скитов, мельниц и следа нет. В общем, картина постепенного и несомненного вырождения.
Если бы на месте этих истребленных лесов пролегли шоссе, железные дороги, если бы тут были заводы, фабрики, школы – народ стал бы здоровее, богаче, умнее, но ведь тут ничего подобного! В уезде те же болота, комары, то же бездорожье, нищета, тиф, дифтерит, пожары… Тут мы имеем дело с вырождением вследствие непосильной борьбы за существование; это вырождение от косности, от невежества, от полнейшего отсутствия самосознания, когда озябший, голодный, больной человек, чтобы спасти остатки жизни, чтобы сберечь своих детей, инстинктивно, бессознательно хватается за все, чем только можно утолить голод, согреться, разрушает все, не думая о завтрашнем дне… Разрушено уже почти все, но взамен не создано еще ничего».
Вот так Чехов и в якобы простом мужицком разговоре, и в монологе интеллигента-врача изложил, может быть впервые в русской литературе, проблемы экологического оскудения земли российской. Как и положено в современной экологии, разговор идет о фауне (птицы, звери), флоре (леса) и реках, а потом о населении – простых русских мужиках и интеллигенции. Обзор, даже по современным понятиям, глобальный. В результате показана гибнущая экосистема России, а вместе с ней – слабеющий и вырождающийся русский народ.