 |
«За окном занимался кровавый рассвет… Алтаец сел на нарах и изрек: «Седлайте лошадей, свитайте собак — побольше и каких не жалко, заряжайте ружья… Сегодня будем брать солонгоя.» Так велено мне было начать свой отчет о второй поездке на белковку к горе Чугунка. Но на самом деле начиналось все куда более прозаично. |
Сказание о солонгое Алтайском, или путешествие в страну Чугунию
Рассвет за иллюминатором самолета был вполне обычным, серым, отражаясь бетоном взлетно-посадочной полосы в плоскости крыла. Но на месте мне не сиделось. И на этот раз дело было совсем не в предвкушении охоты, просто в багажном отделении летел мой пес – как-то он там… А то, что перед самым вылетом он заболел пироплазмозом и еще должен был проходить интенсивный курс лечения, вовсе не добавляло мне спокойствия. В результате его непредвиденной хандры два дня перед вылетом были наполнены не радостью сборов, а сомнениями «лететь — не лететь» и «брать лайку — не брать». Но я человек малодушный и не нашла слов сказать псу, что он остается дома в то время как я еду на охоту. И вот нас уже встречают в аэропорту Барнаула.
Позволив себе небольшое отступление скажу, что далека от мысли о том, будто все, читающие этот отчет, читали и предыдущий – о прошлогодней поездке к Чугунке. Однако, что бы избежать множества повторений я, по всей видимости, буду вынуждена периодически возвращаться на год назад. Вот как сейчас, когда требуется представить действующих лиц повествования.
Основная наша компания состояла, как и раньше, из пяти человек. Это Слава, Вася, Женя, Игорь и Евгений Перфильевич. В настоящий момент Слава в должен был ждать нас в Бийске и договариваться по поводу капельницы для моего кобеля, Вася – забрать Евгения Перфильевича и встречаться с нами где-нибудь на Чуйском тракте за Горно-Алтайском, Игорь – топить печку на стоянке под Чугункой, ну а Женя был преисполнен печальной обязанностью ехать за мной в Барнаул к половине шестого утра.
Благополучно добравшись до Бийска и потратив чуть не полдня на поиски ветеринарного врача, который бы мог (и хотел!) поставить собаке капельницу, мы все-таки оторвались от серых городских улиц, с их шумом и смогом, от всех забот и проблем, которые осаждают каждого из нас в обычной жизни.
И вот снова разворачиваются передо мной пейзажи, которые так приворожили меня год назад. Но уже нет того острого, сосущего под ложечкой чувства ожидающей впереди неизвестности. Его заместило чувство возвращения. Возвращения к свободе от стандартов и условностей, к ярким краскам и чувствам, к ручьям, горам, долинам, перевалам и кедрам этого удивительного края — возвращения к самой себе.
За Горно-Алтайском наша компания собралась в перечисленном составе и, перекусив, отправилась дальше, но из-за разницы скоростей имеющихся машин после моста через Катунь в Усть-Симе мы все равно как-то равномерно распределились по дороге. На Семинском перевале мне нужно было заехать на турбазу, где еще месяц назад останавливались эксперты и участники Всероссийских состязаний лаек по белке, и наша машина незаметно для остальных оказалась в хвосте процессии.
— Ничего… – утешала я себя — За то на стоянке нас будет ждать уже протопленная изба и что-нибудь горяченькое, в смысле температуры.
Не тут-то было! Догнали мы две ушедшие вперед машины, уже свернув на лесовозную дорогу — последнее испытание для людей и механизмов. Немного не доехав до ее главного события — сгоревшего моста через ручей, преодоление которого обычно занимает основное количество времени, сил и ненормативной лексики — мы и нагнали ушедших вперед, в компании с бортовым УАЗиком, управлять которым пыталась пара алтайцев. Машина отказывалась заводиться, но ее пассажиры были преисполнены бесшабашного оптимизма, от которого могла бы воспламениться и вода. Все чего на данном этапе они достигли, это решения с нашей помощью скатить машину под уклон — авось заведется. С зубовным скрежетом тарантайка исчезла за поворотом. Наступила неестественная тишина и мы замерли, прислушиваясь. Через пять минут Не обнаружив в наступающих сумерках никаких признаков жизни — так и не раздалось ни звука двигателя, ни человеческих голосов – и приняв за истину то, что они нашли какую-нибудь движущую силу для своего вездехода, мы занялись переправой, которая прошла на удивление безболезненно.
На оставшихся трех километрах дороги наша машина обогнала остальные и я с нетерпением ждала, что вот-вот уже впереди замаячат гостеприимные огоньки новой избушки, которую летом срубил Игорь… Вот за этим поворотом…, вот сейчас…
Но из-за последнего поворота медленно, чуть пошатываясь в сумеречном тумане, выплыли лишь темные силуэты старой и новой изб. Без признаков жизни. Пришлось разочарованно втаскивать вещи в холодный дом, растапливать печь. За то пока подтянулись остальные, по дому уже начинало расползаться тепло и в 19-30, как и было запланировано, мы все-таки выпили первую – «С приехалом!» а через некоторое время подтянулся и Игорь, приведя в поводу лошадей для нас. Звали их без особых затей — Латаный и Латаный-2. Второй конь был назначен мне и, по словам хозяина, отличался исключительно покладистым характером.
Интерьер новой, более просторной избы не баловал излишествами, особенно относительно спальных мест. Собственно, их было всего три, я-бы даже сказала, два с половиной (полтора покладочных места представляли собой привычные нары). На семерых. Но все искупало особое обстоятельство — в доме стояла КРОВАТЬ! Деталь в тайге совершенно неожиданная. Мы не могли не оценить подвиг Игоря, который приволок сюда панцирное чудо. И как-то сразу случилось, что меня определили на это самое привилегированное место. Не успев вовремя отбиться от внезапного счастья, я смогла лишь упросить выделить мне пяток досок, привезенных Васей почти из Бийска (!), покидала их на кровать, а уже сверху приспособила матрац со спальником.
Остальные не менее быстро обустроили свои насесты (бОльшая часть компании, не мудрствуя лукаво, просто попадала на пол) и после ужина все завалились спать.
На следующий день общество разделилось. Часть его, руководимая Игорем, поехала за косулей (в этом году, будучи обладателями лицензий, мы считали себя равными королям!), а часть осталась обустраивать избу. В задачу последних входило, в частности, расширить нары до потребного количества, предварительно вытерпев мое категорическое заявление, что кровать в тайге – непозволительная роскошь, и я требую зарезервировать себе место на нарах. Игорь не возражал, оставив барские апартаменты в распоряжении своем и собак.
Итак, начало первого дня! Целый год ожидания, не тянулся так, как это утро. Я собрала патронташ, ружье, достала кнут, сапоги, купленный перед самой поездкой нож, который хотелось испытать в деле…
— Хюндай Терракан подан! — возвестил Игорь, ходивший седлать лошадей. Не зря он смеялся до слез, слушая месяц назад мое повествование о катании «на галстуке» под бравые песни сигнализации. Видимо его проняло, раз он и лошадь перекрестил.
С Игорем, Васей и Славой мы выехали в сторону Чугунки сделать загон на косуль, да посмотреть свежие следы пока снова не повалил снег… Следы были, и Игорь, расставив нас на номера вдоль тропы, ведущей на Чугунку, ушел в загон. Весьма вероятно, что если бы Славка не запел, услышав загонщиков, многое сложилось бы иначе, но в результате загона «ни один кролик не пострадал»… Ну, да первый блин комом. Исполненные веры в будущее, часть команды поехала на стоянку завершать хозяйственные манипуляции, а часть, включавшая и меня, дала круг, что бы посмотреть и наличие белки.
Новокрещенный Таракан подо мной несколько раз в мшистых болотцах падал на колени, но в остальном мы с ним поладили и бодренько сделали небольшой круг, а Чита облаяла невысокую кедру, на которой и обнаружилась первая белка.
Результатом полевой пробы был единодушный вывод о том, что белки в этом году значительно меньше чем в прошлом. Помимо уменьшения количества добычи, этот факт сулил нам еще одну проблему. Расчет фуража для нашей компании обычно производится с расчетом на добытых белок, тушками которых мы кормим собак, а окорочками питаемся сами. В отсутствие-же зверька мы могли ощутить явственную нехватку продуктов. Но, условившись решать проблемы по мере их поступления, мы решили на следующий день устроить загон посерьезнее и на том успокоились.
Но и загоны «посерьезнее» тоже результатов не дали. Погода была самая что ни на есть «козлиная», но зверь не выходил. Белки тоже было мало — в день брали в среднем по одной-две, а я, щадя своего кобеля, ходила мало и несколько раз возвращалась совсем без добычи. Все это снижало впечатления компании до абсолютного нуля и единственным развлечением для всех стали ежевечерние уколы, которым подвергался Длинный.
В один из дней меня занесло на довольно крутые склоны, расположенные вдоль ручья, и пока я по ним карабкалась, внизу раздался голос Длинного, непохожий на полайку. Глянув в его сторону, я увидела, как по обоим склонам уходили две косули. Ту, которая была на моей стороне, я могла-бы взять, стой я с ружьем на изготовку, но я в этот момент держась за хлипкие травинки пыталась не скатиться вниз.
Спускаясь к ручейку — мне уже смертельно надоело безрезультатно карабкаться по склону — я нашла следы и лежки обоих коз. К одной из лежек близко подходил собачий след, рассказавший о том, как Длинный случайно наткнулся на зверя, как немного прогнал его по склону, подняв своим лаем и вторую козу. Все это было любопытно, но основной объект промысла мне не заменило и, наметив на маршруте еще несколько привлекательных колков, я направилась к стоянке. Вернувшись чуть не с полудня и взяв единственную белку, я, тем не менее, успела прилично устать, и меня разморило в натопленной избе.
Разбудили меня восторженные вопли Славки… «Косулю-таки добыл!» — подумалось мне спросонья. Но реальность оказалась одновременно и романтичнее и проще. Эта самая реальность в неверном свете щелеватой печки и двух подвешенных к потолку фонарей блестела и переливалась всеми оттенками коричневого. Соболь! Гордость добытчика не знала пределов и не удивительно — соболей в этой долине редко видели даже местные. Но Игорь, вернувшись на стоянку, попытался снизить впечатление, по окончанию осмотра ценного трофея убедительно буркнув – «хорек!» Свежесформированный Славкин фэн-клуб инстинктивно взорвался разнообразными доказательствами благородной принадлежности шкурки не сразу распознав иронию заявления.
Когда выяснения отношений потеряли остроту мы состряпали праздничный ужин что бы как следует отметить радостное событие. В его приготовлении принимали участие все присутствующие на стоянке, включая Длинного, которому положение выздоравливающего давало всевозможные поблажки, но исключая самого виновника. Слава со свойственной ему покладистостью вознамерился доказать, что собаки будут есть соболя и взялся за приготовление соболиной похлебки. Возможно по причине того, что наши запасы горючего, бывшие к началу ужина почти не тронутыми, на следующее утро понесли значительные потери, рецепт ее и по сей день остается тайной, но в память мою отчетливо врезалось лишь одно обстоятельство — ароматы, распространявшиеся кашей на соболе многократно превосходили ароматы нашего собственного ужина. И собаки это оценили…
Мы-же, на должном уровне оценив добычу, на следующее утро встали с большим трудом. Но встали. И приняли резолюцию, что второго соболя добывать не стоит, ибо головам было очень больно. И поехали на перевал звонить — я в офис, где, возможно, стоял дым коромыслом, а Вася супруге — в их семье ожидалось прибавление и, судя по Васиному поведению, производить на свет потомка собирался он сам. Игорь-же временно возвращался в Ябоган.
Если в долине и в лесу было еще более или менее тихо, то на перевале задувал ледяной ветер, ежеминутно высыпая за шиворот по пригоршне снежной крупы. «И это середина октября!» — подумалось мне, когда батарейка мобильника, мгновенно разрядившись на холоде, придушенно пискнула, прощаясь с жизнью. Установив связь с перевала — мне почему-то удавалось только посылать СМС — мы решили сделать еще один загон. На меня вышла косуля, но далеко и за низкими деревьями. Безрезультатно отстрелявшись, я дождалась загонщиков, на чем мы пессимистически и расстались.
Мы с Васей решили не ехать по дороге, а, проверяя все попутные рощицы, заглянуть на еще один перевал, где могли быть тетерева. Чем не мясо в отсутствии белки? Мне этот перевал был знаком по прошлому году: именно там Слава с Инсаром разбудили в Длинном зверя, добыв для него первую белку в сезоне.
Идти на коне в гору гораздо легче, чем под гору и ближе к полудню мы чисто вышли в назначенную точку, чем страшно загордился Вася. Привязали свой «транспорт» — я была до глупости счастлива размять ноги — и пошли по низким кедрачам, периодически выпугивая тетерок. К сожалению, день был явно не наш — перевидев чуть не десяток птиц, мы так ни одной и не взяли. И после того, как оба по нескольку раз провалились по пояс в снежные надувы, было решено спускаться в лагерь. Что бы не обходить гряду по верху, мы спускались напрямую по крутой ложбинке, ведя коней в поводу. Но даже эта предосторожность не позволила обойтись совсем без адреналина, выделению которого активно способствовало то обстоятельство, что совсем не маленький коняга сзади тебя так же пытается удержаться на склоне копытами, совершенно для этого не предназначенными. Иногда Таракан с непроницаемым выражением на морде просто скользил вниз, и мне оставалось только выворачиваться из-под него.
Когда спуск уже подходил к завершению, мы перешли маленький ручеек, выбегающий из-под земли. При виде воды Таракан припал к ней так, словно это он вчера отмечал добычу соболя. А я в свою очередь со всей ответственностью заявляю, что все Васины намеки на то, что бедному коню не досталось и глоточка из-за того, что меня мучила жажда, не имеют под собой ни малейших оснований.
В этот вечер наша притихшая команда уже всерьез начала грустить по поводу малого количества мяса, но делать загоны без Игоря смысла не имело — оставалось только ждать и пытаться больше добыть белки на прокорм собакам — пока мы даже не помышляли об окорочках для себя. Что бы немного поднять наш боевой дух ответственный за легальность нашей вылазки Евгений Перфильевич — вручил всем по путевке на белку. Поздравил с этим событием. Себе не менее торжественно вручил право добыть козлятины, шансы на что мы оценили как минимальные. Нет, настоянного на клюкве спирта было в достатке, благоприятствовали и все остальные менее важные факторы, как-то: наличие зверя, погода и прочее. Но все-таки пессимизм пока брал верх.
Во время этих разговоров Длинный, допущенный в избу, бродил от одного к другому, попрошайничал и слушал… Его поведение давало мне индивидуальный повод для оптимизма — хорошо отдохнув за предыдущий день, пес явно шел на поправку настолько, что уже был готов есть пустой хлеб (дома можно было бы физически ощутить волну презрения, попробуй вы предложить ему такое, с позволения сказать, лакомство) видимо поняв, что деликатесы здесь ему не светят. Но я не исключаю и того факта, что он сделал вполне очевидные выводы из разговоров о введении карточек на питание.
С утра я решила пойти перевалом между Чугункой и соседней грядой, позже свернув в сторону и, обойдя недлинную вершину спуститься к стоянке. Такой маршрут давал мне возможность, не сильно нагрузив кобеля, пройти по некоторым, памятным по прошлому году продуктивным маршрутам.
Но планам моим не суждено было сбыться.
С утра снег наконец-то прекратился, хотя небо все еще куталось в непроницаемое одеяло унылых серых облаков… Я шла по широкой просеке, где на днях мы делали загон. Пес шерстил ручеек слева. Там могли быть рябчики — не дурно было-бы подстрелить парочку, да жаль, дурачок, не знает их. Пожалуй, стоит прислушиваться, на случай если спугнет случайно…
Короткое взлаивание… От ручья метрах в восьмидесяти мне на перерез мчалась косуля. В стволах картечь. Пока я скинула ружье, сняла с предохранителя и навела свою фартовую двустволку, она уже почти успела пересечь открытое пространство. Еще несколько метров и ее укроет спасительный куст, а там и до редкого кедрача не далеко…
В след косуле из-за тех же кустов в полном молчании на бреющем полете летел Длинный с выражением на морде, которое я затрудняюсь трактовать. Здесь было и ослиное упрямство и деловая сосредоточенность и удивление собственным действиям… Совсем не своевременно у меня мелькнула мысль о ветеринарном враче, тщательным образом объяснявшей мне насколько важно сейчас оберегать собаку от физических нагрузок и соблюдать строгую диету… Но совесть даже не попыталась пискнуть, хорошо понимая, что ее мнение не будет принято в расчет ни мной ни Длинным.
Первый выстрел заставил зверя споткнуться, второй — упасть. Оба они пришлись на заднюю часть, а появление, да еще столь эффектное, моего кобеля вселило надежду, что подранка мы точно не упустим.
Я подбежала к косуле, соревнуясь в скорости с псом, и успела сделать один выстрел в упор пятеркой — других патронов у меня с собой не было — после чего в дело вмешался Длинный, который и прекратил агонию животного.
Я перевела дух, пытаясь осознать ситуацию. Посмотрела на собаку. Он сидел рядом с добычей и его бока работали как кузнечные мехи — кроме слабости, которая неизбежно следует за пироплазмозом, он был все еще банально зажирен после сытой домашней жизни. Но в его глазах уже «занимался кровавый рассвет»… Отсутствующий взгляд был устремлен на добычу, и только трепещущие крылья ноздрей выдавали эмоции, которые обуревали пса, впервые добывшего копытного зверя. Чуть позже он лег, облизал кровь с передних лап и принялся следить, как я оттаскиваю тушу в сторону, вскрываю брюшину… Потом подошел, и с полной уверенностью в своей правоте, начал есть снег, щедро политый кровью.
Было совершенно очевидно, что без коня доставить мясо на стоянку мне не удастся, да и сейчас только около полудня, впереди ждал целый ходовой день. Поэтому я удовлетворилась тем, что выпотрошила тушу и, набив снегом брюшную полость, пошла намеченным с утра маршрутом.
Но перед выходом взглянула на Чугунку. Она стояла в ореоле седых облаков, с занесенной снегом безлесной вершиной, невозмутимая и величественная, как и положено хозяйке, сделавшей гостям щедрый подарок, и не нуждающейся в словах благодарности.
Завершение маршрута было формальным, и часам к четырем я уже подходила к стоянке. К этому времени вернулись Перфильевич и Слава. Последнее меня больше чем устраивало, так как это означало наличие на стоянке заседланного коня.
Конечно, косуля это не так романтично как соболь, но свежего мяса хотелось всем, поэтому радость от новости была вполне сравнима с радостью от добычи соболя. На пару со Славой под его объяснения о том, как снять косулю за четыре минуты, мы за какие-то полчаса разделали тушу, и отправились домой готовить ужин.
Вечером я «отвечала за козла» — мне полагалось говорить ответные слова на тосты за упокой души, накормившего нас зверя. Разговоры вращались вокруг других козлов, которых когда-то добывали здесь, вокруг летних поездок сюда нашей компании, вокруг планов на будущее…
Еда для собак остывала в ведре на улице. Надо бы разлить ее по мискам… А сделав это необходимо следить что бы не привязанные собаки не претендовали на чужие порции,и я задержалась на свежем воздухе, стоя около дымящихся мисок с поварешкой в руках.
Из-за двери раздавались голоса, через щели сочился неяркий свет. Млечный путь уводил на Чугунку. Искры, вылетали из трубы, терялись в ночном небе и тоже становились звездами. Яркими, сочными, близкими, настоящими. В памяти всплыло: «Звезды высыпали вдруг необузданной толпой». И хотя белковка была только в самом начале, я вдруг с тоской ощутила, что скоро все это останется лишь в памяти. Что бы избавиться от неуместных грустных мыслей я вернулась за стол и скоро все настоящие и грядущие печали снова растворились в веселье, песнях, смехе друзей.
Вообще, нужно отметить, что ночи у нас отличались особой оригинальностью. Одним из видов утренних развлечений стали Васины детальные доклады о партизанской войне, которую он вел с неопознанным мышом. Этот добровольный член нашей команды якобы совершал пешие ночные походы по маршруту Вася-Перфильевич. Подтвердить или опровергнуть эти заявления никто не мог, но сводки с театра боевых действий поступали регулярно, а Васина пикировка по этому поводу с Перфильечем и Славой окончательно разгоняла по утрам остатки сна.
А как-то посреди ночи забрехали собаки… Женя вышел посмотреть, в чем дело и вернулся с известием о том, что Васин Латаный отвязался. Его перевязали, подкинули дровишек в печку и снова завалились спать. И ближе к утру нас снова разбудили. Неопознанные алтайцы на УАЗике заглохли неподалеку от нас, и им потребовалось «прикурить». Наша укромная долина становилась оживленным местом. Еще с полчаса мы лениво перебрасывались предположениями о том, были это те же алтайцы, которых мы толкали при заезде или нет. Исчерпав тему, изба заснула третий раз за ночь.
Жизнь, безусловно, налаживалась, но Локи*, казалось, сдаваться не собирался. Начать с того, что белки мы все равно брали по две-три штуки, а я так и возвращалась иногда пустой — кобель, сделавший для себя открытие, что косуля значительно более крупная добыча, чем белка, больше носился, распутывая козлиные следы, чем беличьи. Нет, совсем он не сачковал. Если встречались свежие беличьи наброды, он их распутывал с достаточной уверенностью, порой обозначал дерево, но выстучать белку было выше моих сил. По-видимому, из-за малого ее количества она западала очень крепко и от кнута практически не шла. Это подтверждали и все остальные — в один из дней Игорь вернулся на стоянку с пятью белками из более чем двух десятков полаек. Настроения это ему не улучшило, но напомнило о давней шутке его сыновей, которые при подобном же душевном состоянии маркировали отца надписью «Я не злой, я трезвый».
Вторая проблема была связана опять-таки с провиантом — заканчивалась овсянка для собак. Согласно традиции, бессменным интендантом был самоназначен Слава, а он, так же рассчитывал на белку. В результате становилось очевидно, что не смотря на ожидающийся отъезд четырех собак, крупы на все время не хватит и вопрос питания теперь уже собак снова встал со всей остротой.
Со свойственной ему деликатностью, Вася во всеуслышание сообщил, что во всем виноват исключительно Слава и безвременная кончина в голодных муках всех наличных собак будет лежать тяжким пятном на его совести всю жизнь.
До глубины души возмущенный несправедливым обвинением, Славка принялся искать выход из сложившийся ситуации, который и был им моментально найден в мешках с овсом для лошадей.
Дружные, но робкие, возражения команды были мгновенно отметены безапелляционным «овес он и есть овес!» и для закрепления позиций, в собачьем ведре было запарено с вечера килограмма полтора неочищенной крупы. Что об этом подумали кони, осталось неизвестным, но характер Таракана начал день ото дня портиться.
Широкая просека, на которой я взяла косулю, была крайне удобна для захода сразу на несколько многообещающих дневных маршрутов, поэтому я снова пошла по ней, но на сей раз чуть стороной, по редкому кедрачу, перемешанному с лиственницей. Заглянула на плато за грядой, почаевала… Пару раз натыкалась на странный жировочный след, который, казалось, принадлежал соболю.
Убедив себя в том, что это просто разыгравшаяся фантазия, взбуженная Славиным невероятным везеньем, я прошла перевал и начала спускаться по другому склону. Пес, ни на минуту не прекращавший поиска, нюхтил впереди — на открытом пространстве редколесья его черный силуэт был отлично виден. Вот он что-то прихватил на нос и помчался в право, а через несколько секунд из-за деревьев раздался требовательный лай, возня… Немало удивленная, я пошла на голос. В укромном уголке между двумя поваленными деревьями лежала павшая косуля, и Длинный, пару раз «придушив» ее, принялся выдирать клочья шкуры и мяса из задней части туши. Я хотела отогнать пса, но «кровавый рассвет» разгорелся с новой силой и кобель, попытавшись закрыть собой добычу, прижал уши, оскалился, зарычал… Ну, это мы уже когда-то проходили. Окрик и хороший пинок привели собаку в чувство и он, растянув губы в извиняющейся улыбке, дернул бубликом хвоста и подвинулся, соглашаясь на равноправное партнерство. Больше этой темы у нас не возникало, но теперь я знала, что пес прочувствовал новую добычу и понял что почем.
Выпотрошив тушу, мы отправились на стоянку за конем. Уже на подходе я встретила возвращавшегося Евгения Перфильевича, и неспешно выйдя к избе, мы увидели, что у нас гости. У коновязей стояли три коня и несколько собак, а еще одна сука бегала свободно.
Встречи в тайге порой сулят множество сюрпризов, не всегда приятных, но сейчас, подойдя поближе, мы поняли — это друзья. С одним из троих ожидавших нас алтайцев — Аржаном, я познакомилась месяц назад на Семинском перевале. Он приехал выставлять свою собаку на состязания и, оказавшись в лагере, где останавливались участники, я тут же попала под его ненавязчивую опеку. Меня накормили жареной бараниной, барсучиной шурпой, творогом, медом, чаем… Потом, видимо решив что в ближайший час голодный обморок мне не грозит, Аржан взялся за священнодействие – приготовление плова. Стандартную присказку о том, что это исключительно мужское занятие он призрел, безапелляционно включив меня в процесс.
А сейчас в избе на печке уже закипала баранина, на столе стоял горячий чайник… А что еще нужно для счастья после ходового дня?
Подкрепившись, и дождавшись Васю, мы с напарниками Аржана — Сашей и Аятом — отправились за мясом. Длинного оставили дома, дабы избежать ненужных разборок за трофей. Что бы не мучаться с заседлыванием уже вовсю козлившего Таракана я взяла коня Аржана о чем не пожалела — на такой мягкой на рыси коняшке давно ездить не приходилось. Да и вообще, все лошади, с которыми мне приходилось здесь общаться, были удивительно хорошо выезжены.
Вот когда я увидела, как снимают козла в рекордные сроки… Естественно в процессе не участвовала — да я-бы его только затормозила, но минут через пять после того как мы подъехали мясо уже было уложено в арчмаки. По ходу разделки ребята нашли крупную картечину в боку. День назад я видела трех всадников с собаками совсем не далеко от нас, но выстрелов слышно не было… Оставалось, как и в прошлом году гадать кто-же так удачно для нас, стрельнул зверя.
Когда мы вернулись на стоянку, уже спускались сумерки, почти все пришли со своих маршрутов, а у Аржана с Васей была готова вареная баранина и прочие вкусности.
Стоит отметить одну из особенностей нашего быта. Печь в избе располагалась слева от двери, а нары – вдоль стены напротив входа. Кровать-же не удалось уместить никуда кроме как между печкой и нарами. В результате, тот, кто спал на кровати, с одной стороны мог вести самое сибаритское существование благодаря близости единственного источника тепла, а с другой – был обличен сомнительной радостью, заключающейся в обязанности поддерживать это самое тепло всю ночь.
Игоря обычно такая проза жизни не беспокоила, так как завернувшись в спальник и положив с каждого боку по собаке он не замерз бы и в мороз под кедрой. Поэтому просыпаться из-за остывшей печи ему было не с руки – вода в ведре на полу не замерзает и то хлеб. Но Аржан, в отсутствие Игоря занявший командирский пост, явно был сделан из другого теста. Перед тем как все окончательно умостились в своих спальниках, Вася выдвинул предложение одеяла Аржану не давать, что бы вся остальная братия не околела за ночь. Однако после утренней побудки коллективный разум пришел к прямо противоположному выводу, ибо этой ночью мы испробовали на себе все прелести сауны.
На следующий день алтайцы собрались уезжать, и было решено сделать еще несколько загонов. Мне очень хотелось побелковать, но компания есть компания, и пришлось ехать «гонять козлов». Отмазка, что у меня закончилась картечь не сработала — мне быстренько зарядили пару патронов.
Если в прошлую поездку на перевал с Игорем Вася брал своего Тима, то сейчас было решено взять Длинного, который уже вроде совсем оклемался.
Среди собак Аржана и компании были и кобели, но местные собаки не задиристы и разборок я особенно не опасалась. Больше беспокоило то, как пес освоится с конем, но краткий опыт нескольких прошедших дней позволял надеяться на лучшее.
Мы отошли еще не очень далеко, а собаки уже с лаем умчались в распадок — судя по всему за козлом. Длинный тоже усвистел со своими новыми друзьями.
А мы тем временем вышли на перевал и затеяли первый загон. На меня вышел козел, но оба выстрела в цель не попали. Один прошел ниже (мы с Аятом нашли следы картечи), а второй — выше.
Не скажу, что сильно расстроилась – все-таки за кустами и не так что бы уж и близко, в общем, оправданий было достаточно. Больше расстраивало другое – у меня больше не было картечи и Длинный никак не возвращался, хотя остальные собаки уже крутились под ногами. А мы направлялись в противоположную сторону… Ну что-же, семеро одного не ждут — пусть учится ориентированию.
Мы двинулись дальше по перевалу. Длинный догнал нас где-то через полчаса уставший и совершенно не в духе. Стрельнули белку, которую Аят по Васиному совету отдал мне — с ней у меня в путевке их стало целых пять штук!
Следующий загон выстроился вниз по противоположному склону перевала. Вася, я, дальше Аят и Саша. Когда послышались звуки гона, за дальними кустами промелькнула пара косуль, направляющихся к вершине, а через несколько секунд раздался выстрел и за ним отчаяный крик зверя… И все затихло, только редкие лиственницы продолжали невозмутимо перешептываться под легким ветерком.
Все пятеро стрелков собрались около Васи и Саша с Аятом в несколько минут разделали зверя. Длинного, ушедшего в загон, я все это время не видела — он явился только к концу процесса еще более выдохшийся и даже отказался от лапок и хвоста белки. Остальные собаки крутились вокруг туши, подбирали куски шкуры, кости… После нескольких демонстративных стычек и мой пес присоединился в этом деле к стае, а мы вынули из потрохов и пустили по кругу почку косули, уважив таким образом павшего зверя.
Мы задержались на этом месте только на срок, пока Аржан расковырял мне пару патронов с пятым номером дроби, засыпал туда картечи и, вполголоса матеря заводскую закрутку «звездочкой» обеспечил меня снарядами для дальнейшей охоты. Вскоре мы двинулись дальше, а собаки бежали по сторонам, прихватив каждая по ноге с копытом и периодически обгоняя кавалькаду, что бы успеть погрызть добычу.
К месту третьего загона добирались долго, прежде всего, из-за того, что я, была новичком в верховой езде, и спускаться по крутым склонам мне было в новинку. Таракан, почувствовав мою неуверенность, взялся сам выбирать направление, которое лишь примерно совпадало с общим движением. Заметив это, Аржан забрал у меня из рук тюнгур и повел коня за собой. Мятежный дух тут-же испарился из лошадиной головы, и мне оставалось только крепче держаться шенкелями за бока коня, вспоминая совет, написанный на стене ипподрома, где занимается моя дочь: «держись за воздух!»
Мы перебрались в места, где на склонах снег успел стаять и трава, до конца так и не поверившая в наступление зимы, зеленела на солнцепеке. Рассредоточились по распадку, принялись ждать.
Почти сразу под жизнеутверждающие крики Аржана по противоположному склону на меня помчалась пара косуль, за которыми метрах в ста пятидесяти катился и Длинный.
Увидев меня, козлы изменили направление, и пошли через распадок немного стороной. Два выстрела картечью цели не достигли, и в попытке не разочаровать пса я зарядила единственной пулей. Выстрел получился резким, с каким-то свистящим, словно трассирующим, звуком, но в цель тоже не попал и кобель, проводив коз за заросли кустарника, вернулся ко мне с укоризной в глазах.
Четвертый и последний на этот день загон мы делали по тому же распадку, только чуть выше и гнать зверя собрались с противоположной стороны. Жалея пса я сделала тщетную попытку не пустить его в загон, подвязав на кнут — штатную замену поводка на белковке — но он, похоже, лучше знал что ему делать, ибо как только оказался на свободе тут же удрал по следу загонщиков всего один раз ободряюще тявкнув на бегу.
Послышалось уже знакомое «Ай! Ай!» Аржана, а за ним… За ним, вторым загонщиком ехал Вася. И тоже гнал, но исключительно по своему. Да и как можно было предположить, что он подчинится рутине серых будней? Взяв на вооружение Женин девиз «все нужно делать в удовольствие» Вася разнообразил рядовой загон фольклорными элементами песен самых разнообразных жанров, нечленораздельными выкриками и прямым оскорблениям объекту охоты. С трудом сейчас припоминаю, мелькал ли в пределах видимости зверь, но полагаю, что нет, так как вероятнее всего все наличные козлы на окрестных гривках в этот момент помирали со смеху вместе с загонщиками.
В крайний раз мы сели на коней, в крайний раз Аят помог мне справиться с распоясавшимся Тараканом, в крайний раз проехали небольшой перевал и в тихой долинке пришло время прощаться. Пока мы обменивались рукопожатиями Длинный, которого я постоянно шугала от задних ног лошадей, зашел спереди Аржановского коня, и тот не преминув воспользоваться удачей, куснул его. На морде у отскочившего пса было явственно написано: «а они еще и так умеют!?»
Аржан указал нам дорогу в сторону стоянки, а ему и ребятам еще предстояло преодолеть несколько перевалов до Ябогана.
Мы брели вверх по некрутому склону, не особенно понукая коней, Длинный трусил где-то по окрестностям, послеполуденное солнце, припекая, купалось в небольших, с проталинами трав, сугробах, наши длинные синеватые тени ложились перед нами, указывая путь и, казалось, время замедлилось, продлевая неспешное течение минут, переплавлявшихся в часы.
Но вот мы и на перевале, с которого спускались прошлый раз. Снова спешились и, взяв коней под уздцы, начали спуск галсами, а мокрый снег, размякшая под ним земля и скользкие камни добавляли яркости этому процессу.
Склон был практически безлесным, лишь одинокие кедрушки стояли там и сям. И когда я уже начала мечтать об окончании спуска, на одну из них залаял Длинный. Полайка была уверенной, и мы поспешили к псу, тут же забыв об углах скольжения.
Длинный ярился на невысокую лиственницу, где зверьку и запасть-то было некуда, однако от кнута никто не стронулся. Мы привязали коней прямо на склоне и в четыре глаза стали осматривать дерево под уверенный лай собаки, явно видевшей что-то укрытое от наших глаз.
Да вот же он! Блестя медового цвета шкуркой, зверек сидел в развилке дерева не далеко от верхушки и с нескрываемым любопытством рассматривал монохромное чудище, так громко шумевшее у корней дерева.
Колонок! Я никогда не видела их живьем и сделала выводы методом исключения. Радуясь необычной добыче, мы спустились с перевала и гордые, заявились на стоянку, где Перфильевич, рассмотрев добытого нами зверька, авторитетно покачал головой:
— Нет, это не колонок… Солонгой!
Еще большая удача! А когда при детальном рассмотрении стало ясно, что и взят зверек аккуратно, то было решено увековечить это событие, сняв шкурку на чучело.
Ближе к ужину вдалеке послышался рев натужно работающего двигателя, а за ним появилась «копейка», у которой с двух сторон открытого багажника виднелась основная движущая ее сила — две невозмутимые фигуры. Это возвращался Игорь, а с ним его брат Саша и Руслан, на этот раз без каких-либо достопримечательностей на лице.
Ребята привезли немного продовольствия, в том числе овсянки на радость собакам и «косичку» — местное блюдо, которое приготовляется из тщательно промытых бараньих кишок.
Наши с Васей надежды на то, что с возвращением Игоря Таракан снова станет «белым и пушистым» не оправдались. Конечно, он не позволял себе вести себя с Игорем так, как, например, со Славкой, который уже несколько дней щеголял переливчатым синяком от лошадиного укуса, но сдаваться все равно не собирался. Да, признаться, у меня не очень то и получалось белковать на лошади. С непривычки слишком много усилий уходило не на саму белковку, а на коня. Поэтому вопроса о распределении транспорта между участниками движения не возникало — Игорь и Саша уехали верхом, а остальные разбрелись пешими маршрутами.
Мы с Длинным пошли на гряду, где делали первые загоны с Аржаном и компанией. Так же как и тогда, не отойдя и пары километров от стоянки Длинный поднял косулю, прогнал ее, пока она не скрылась за останцами и снова вернулся ко мне с самым невозмутимым видом. Позже в каменных россыпях яростно облаял кого-то, но оттуда пса пришлось отводить — добыть там зверя можно было только с динамитом.
Мы неспешно продвигались в сторону тетеревиного тока на самой вершине перевала, когда вдалеке, а потом и ближе залаяла Чита — значит и Игорь где-то неподалеку.
Передо мной сорвался великолепный глухарь. Перелетел совсем не много и сел на ветку. Сняв ружье с предохранителя, я стала осторожно подходить к птице, когда из-за деревьев показался Игорь на Таракане. В этот момент глухарь сорвался с ветки и полетел почти надо мной, будто поддразнивая. Я вскинула ружье и… Осечка! Великолепная птица, размеренно махая крыльями, улетела в долину.
Мы сели чаевать, собаки разместились рядом с нами и я заметила, что Абрек, подающий надежды щенок ЛЗС, блистает своим отсутствием. Выяснилось, что на каком-то этапе пес самонадеянно откололся от хозяина и ушел гонять козлов.
Немного отдохнув, мы двинулись дальше, стараясь держаться по разные стороны узкой гряды, а еще через полчаса я заметила, что и Длинный что-то давно не мелькал среди каменных россыпей. Позвала, подождала, еще позвала… Нет, видимо в сознании пса основательно укоренилась связь всадника и охоты на козлов и, не долго думая, он ушел за тем, кто, как ему показалось, отправился в загон.
Я прошла уже достаточно, что бы мне совершенно не хотелось выходить на место привала и тропить пса по пестрой тропе. Осталось лишь идти дальше по склону, взяв направление на стоянку и надеяться, на здравый смысл кобеля.
Надежды оказались напрасными. Часа через два я вышла к стоянке в гордом одиночестве. Не могу сказать, что очень беспокоилась, ведь пес ушел с Игорем, ни куда не денется, и может работа с общепризнанным мастером белковки — Читой — пойдет ему на пользу. Но все равно, не спешно занимаясь приготовлением ужина, я нет-нет, да поглядывала в сторону гряды, где оставила собаку, а точнее собака оставила меня.
Уже вернулся со своей тропы Перфильевич, когда в долине появилась черная точка, медленно движущаяся в нашу сторону. Все увеличиваясь, она превратилась в Длинного, который в одиночестве невозмутимо рысил к стоянке. Дверь в избу была открыта и через нее в полусумрак дома лились лучи света. Как ни в чем не бывало пес зашел в хату, устало вздохнул, покрутившись на месте, лег посреди солнечного квадрата, прищурился на вечернее светило, и положил голову на лапы, от натруженных подушечек которых поднимался легкий парок.
Вскоре вернулся и Игорь — с Читой, но без Абрека. И лишь через несколько часов, когда основная команда была уже в сборе, вернулся Саша, а с ним уставший Абрек, которого он почти случайно встретил за одним из перевалов.
Сегодня, обозвав процесс не белковкой, а баловством, уезжает Саша, завтра – Вася с Евгением Перфильевичем и Руслан на копейке, лишенной двигателя в две человеческие силы, а еще через день Слава с Перфильичем. Снова разбредается наша компания раньше времени.
Крайний вечер, крайнее «по второй!», крайний ужин со Славкиным универсальным припевом к любой песне «И снится нам не рокот космодрома…!» и потекли неспешные тихие вечера под неярким светом лампы и потрескивание огня в печи. Женя откопал в машине колоду карт и мы, поужинав, обмездрив шкурки и зарядив патроны для Игоря (Игорь заряжает, а мы сидим рядом и даем советы) садимся за очередной тур чемпионата Чугунки в подкидного дурака.
Я решила сделать большой, длиной в дневной маршрут, круг по долине, ведущей к Чугунке. По началу пошла вдоль спускавшегося с горы ручейка. Взяла рябчика. С тех пор как Женя угостил команду «рябчиком по-Осташковски» — сырая грудка птицы с солью и перцем — мы перестали считать эту пичугу такой уж никчемной добычей. Как обычно, Длинный несколько раз лаял, но выстучать мне ничего не удалось, хотя я, призрев собственные принципы, стреляла по кроне в надежде хоть так стронуть зверька.
Было уже за полдень, когда я села чаевать почти под самой Чугункой. Кобеля я не видела уже давно, но ничуть этому не удивлялась. Поиск у пса широкий, дорог нет на многие километры, беспокоиться не о чем… Попивая чай и любуясь освещенной солнцем Чугункой на фоне яркого неба, я вдруг услышала в вдалеке требовательный лай. Подскочила, закинула на плечо рюкзак и ружье. Перемолчка… неужели ушел? Нет, снова лает! Я поспешила на голос, и минут через десять вышла к собаке. Пес стоял под растущими рядом несколькими деревцами и облаивал их кроны. Завидев меня, он еще раз гавкнул на деревья, а потом с чувством выполненного долга отошел и лег поодаль, поглядывая на верхушки.
Поразившись такому неадекватному, но абсолютно осмысленному поведению пса, я стала высматривать, выстукивать, выщелкивать, обстреливать обозначенные деревья. Но совершенно без толку. Видимо зверек запал намертво, или же ушел незамеченный собакой.
Все еще пытаясь разгадать эту загадку, я двинулась в сторону стоянки и, вскоре вышла на широкую поляну. На лежащем впереди штабеле старых бревен что-то мелькнуло. Замерев, я принялась всматриваться в это «что-то». Пес был в поиске в совершенно другой стороне и не мог спугнуть загадочного зверька. Осторожно подошла поближе… Между бревен высунулась и тут-же скрылась любопытная мордашка. Теперь я уже знала кто это — солонгой!
Осторожно обходя штабель, проросший редкими кустиками, я прикидывала, как сподручнее выстрелить, что бы как можно меньше повредить шкурку. Не смотря на все мои маневры, зверек то высовывался из щелей, то прятался обратно с резким характерным криком, очевидно предназначенным для того, что бы отогнать нахального пришельца. Встав так, что бы выстрел шел по касательной к торцу бревен, я стала ждать очередного появления солонгоя.
Вот высунулась мордочка…
— Эх, видно плоховато… Надо бы получше рассмотреть. Кто-то стоит совсем рядом. С блестящей палкой. Интересно, но страшно… Страшно любопытно! А пахнет странно и двигается тоже. А теперь вот замер и гляди-ка, совсем не боится. Была не была, выберусь на эту ступеньку… А если вот сюда перескочить, будет еще лучше видно. Смотри-ка, все равно стоит… нет, двигается… уж лучше не рисковать!
-Уф, все обошлось… Больше и смотреть не хочу! Нет, точно не хочу…Но с другой стороны… если посмотреть с другой стороны… например вот отсюда? Ага, длинная палка опустилась. Посмотрим-посмотрим… Если я промчусь быстро-быстро наверное ничего не случится… Успел! И ничего страшного не произошло. А если выбраться вот отсюда, да вытянуться повыше? Так весьма хорошо видно-то будет. Ну-ка, ну-ка… Гляди-ка, вместо палки появилась какая-то черная штука. И звучит… Вначале пискнет тихо-тихо, а потом зашелестит, пискнет, зашелестит, пискнет, зашелестит … Вот так ведь совсем уже не страшно. Можно и наверх выбраться. И отсюда свободно рассмотреть, кто же там издает такие интересные звуки. Писк, шелест, писк, шелест… Нет, кажется уже не опасно. Точно, на верхнем бревне и мне видно хорошо и, главное, меня видно отлично. Ведь я-же еще вот так умею! Писк, шелест… И еще вот так вот тоже! Писк, шелест… Ой, двигается!
— Фу-у-ууу! Все-таки страшно, мало ли что. Нет уж, лучше спокойно посижу, подожду, пока уйдет. Но снова писк…! Еще! И еще! Наверное ничего не случится если еще раз глянуть… Смотри-ка, стоит, не двигается, все спокойно. Писк, шелест… Очень интересно… А если я выберусь вот на это бревно, то меня опять будет хорошо видно, да и на солнце так приятно… Ну-ка, ну-ка… а если я так — что делать будет…? Та-а-а-ааак… А если вот сюда залезть и вот так повернуться? А если вот…
— Ой, матушка моя Чугунка! Чуть не погиб ни за что на про что… Зверюга эта… Черная, пахнет так резко, а уж орет как громко. А как злобно-то! Это уже совсем не писк и шелест! И прямо на меня кинулся! Только и успел увернуться – еще бы чуть-чуть и… Ну уж теперь пока он тут никуда я не выйду и точка!
Убрав в рюкзак фотоаппарат, и забрав разъяренного пса, которому так не терпелось добраться до солонгоя, я направилась к дому, полностью удовлетворенная сегодняшней «добычей».
А у Игоря в этот день были свои приключения. Решив слегка передохнуть, он спешился на краю поляны, привязал коня и присел перекурить, а заодно и дождаться Абрека, который уже с полчаса как удрал по козлиному следу. Хотя после того как щенок потерялся за перевалом, он стал значительно осторожней, но великий соблазн все-таки иногда одерживал верх. Чита пристроилась рядом с хозяином.
Неспешно снимая белку, Игорь вдруг услышал за спиной топот. «Думал, что стадо козлов мчится прямо на меня!» Но вместо козлов на поляну вылетел Абрек и, уткнув нос в землю, попытался выправить след. Видимо попытка не удалась, потому что после минуты метаний по поляне щенок сел посредине и в отчаянии завыл, задрав к небу серую морду. Обуреваемый эмоциями он не замечал ни коня, ни хозяина и упоенно взывал о помощи. А Чита, умудренная опытом таежная охотница, в невозмутимом изумлении глянула на Игоря, и тот уже не мог сдержать смех.
На следующий день я пошла вниз по ручью, текущему от стоянки к Тархате. По правую руку вставали каменистые россыпи и гора, достаточно крутая для того, что бы лезть в нее желания не возникало.
Прошли мы немного и Длинный залаял впереди у одного из таких мест. Когда я подошла, он метался взад вперед, что-то вынюхивал и периодически заливался призывным лаем. Из распадка раздался резкий крик, памятный мне по вчерашнему дню – опять солонгой. Но тратить время на это мне не хотелось, и я отвела собаку. Пес ушел с большой неохотой, и я совсем не удивилась тому, что через несколько минут снова услышала его лай на том же месте. Вернулась, отчитала собаку очень, как я надеялась, строгим тоном и снова отвела. Но через короткое время была вынуждена снова вернуться к тем же камням, что бы сделать уже более серьезное внушение.
И снова пришлось возвращаться на требовательный лай собаки, переругивающейся с хитрым зверьком. Но на этот раз я не стала подходить близко, а остановилась за деревьями, невидимая псу. Длинный лаял в россыпь и периодически оглядывался в ту сторону, где, по его расчетам должна была быть я. Так продолжалось несколько минут и собака, по-видимому, начала задумываться о причинах моего отсутствия.
В очередной раз, не увидев меня, пес отбежал к ближайшему дереву и… с новыми силами заголосил, задрав голову: «Белка! Вот-же она! Смотри, смотри скорей! Да быстрее! Уйдет!» В недоумении я вышла из-за деревьев, а кобель, обрадовано вильнул бубликом хвоста, радостно помчался к вожделенной россыпи и снова залаял в покрытые мхом валуны.
В этот день я вернулась не особенно рано, но успела приготовить ужин до возвращения Игоря. А тот вернулся с двумя белками и в убеждении, что жизнь, весьма неприятная штука.
— Они даже за козлами не гонялись! Только носились передо мной и играли. И так весь день! — ворчал он.
Так что уже начали спускаться сумерки, когда, выгнав обоих псов («Вы сегодня не мои собаки!» и обе лайки, повиливая хвостами, с видом оскорбленного достоинства вышли из избы), он занялся снаряжением патронов и мы начали прикидывать, а не стоит ли стрельнуть – что-то очень долго не было Жени.
Но вот наконец за дверью послышался шум, хлопнула дверца машины… На вопрос о добыче последовал невозмутимый ответ:
— Да так как-то… Семь белок да козел – и на стол шлепнулся пакет со свежей печенью.
Даже без учета косули это был абсолютный суточный рекорд для нашей компании в этом сезоне. Поэтому «за козла» сегодня отвечал Женя, и мы сочли это достойным поводом осушить последнюю, и без того уже полупустую «полторашку» спирта на клюкве.
А в окно заглядывала Чугунка, величественная и немного нереальная в свете полной луны, только-только взошедшей из-за нее.
Сегодня понедельник – у меня день выхода на связь с офисом. Категорически отказавшись от коня, я отправилась на перевал пешком. На это были свои причины. Во-первых, Игорю он нужнее, а во-вторых, обогнув гряду и пройдя долину кедровыми колками, к полудню я выйду на перевал, а обратно спокойно перевалю через хребет и к вечеру буду на дома. Отличный способ попрощаться с полюбившимися местами – ведь совсем скоро, уже через каких-то пару дней, нужно будет уезжать…
Не торопясь, мы с Длинным прошли до сгоревшего моста и стали подниматься вдоль ручья, навещая все попутные острова леса. Пару раз пес угонял козлов куда-то в горы, но я ни одного не перевидела – только слышала их голос, похожий на медленный низкий собачий лай. Ближе к полудню я поднялись на перевал, вышла на связь, потом села чаевать… Подвалил Длинный вместе с которым мы доели остатки бутербродов и долго еще сидели, греясь под лучами щедрого алтайского солнца, а перед нами в обе стороны расстилались бескрайние вершины, поросшие где кедрачом, где лиственницей.
Но вот пес вскочил, и, поводив в разные стороны локаторами ушей, умчался через поляну в лес. Надо было брать направление на дом.
Спустившись с перевала, я шла вдоль елового колка, когда пес отдел голос метрах в ста передо мной. Елка. Не высокая, но довольно густая. Обходя ее я не питала особых надежд – сколько уже приходилось оставлять таких полаек, так и не сумев выстучать зверька… Но в перерывах между лаем Длинный оперся передними лапами на дерево и слегка царапнул его – «попробовал на коготок», как выражаются старые лаечники. Прислушался, одновременно вглядываясь в крону. И залаял с новой силой, явно видя что-то, а, проследив направление его взгляда, и я наконец-то сумела увидеть белку. Она так плотно прижалась к стволику, что если бы не такое четкое указание собакой, я бы не заметила ее и на этот раз.
Мои похвалы псу были подкреплены беличьими лапками и хвостом, схрумканными им с особым удовольствием.
Солнце клонилось к верхушкам гор, и я решила не идти через перевал – уже через час в кроне дерева ничего нельзя будет рассмотреть – а двинулась вдоль хребта, обогнув который вышла в нашу долину, когда сумерки уже заливали снег сиреневыми тенями. Неспешно я брела вдоль подножья, наслаждаясь резко холодеющим воздухом и видом Чугунки, погружающейся в морозную дрему.
До стоянки оставалось километра два, когда оттуда раздался выстрел, вызвавший у меня недоумение. Погода ясная, не стемнело и поэтому мне стрелять наверное еще не должны бы. Пока я раздумывала отвечать или нет, со стороны стоянки послышался звук мотора отъезжающего автомобиля, что в совокупности с выстрелом вызвало у меня вихрь тревожных вопросов. Отсвистев пса, благо он оказался неподалеку, я еще дальше забрала в сторону от дороги, и, стараясь держаться низкорослого кустарника, со всей возможной скоростью пошла к стоянке, а стремительно сгущающиеся сумерки облегчали мне маскировку.
Проехав полпути от стоянки УАЗик-буханка остановился, их него выбралась темная фигура и выкрикнула мое имя… После минутных колебаний я все-таки решила выйти к машине, что бы разрешить и собственные волнения.
В УАЗике ехали алтайцы, разыскивающие пару потерявшихся неделю назад собак. А стреляли по их словам действительно мне, и уже не первый раз. Я поспешила ответить, что бы не так сильно горели от стыда уши: ребята на стоянке беспокоятся, а я тут гуляю, цветочки нюхаю…
Вот и мой крайний день в этих благословенных местах. Еще до своего отъезда Вася много рассказывал про долину Тестен, что лежала за одним из перевалов – как ездили туда летом, как стреляли утку. Да и все дни с тех пор как наша компания сократилась до трех человек нет-нет да и заходил разговор про это место, которое Игорь назвал «долиной двадцати пяти озер», хотя сам утверждал, что так и не смог точно подсчитать их количество. Было бы грустно уехать, так и не увидев ее хотя бы издали. Поэтому день перед отъездом мне хотелось посвятить походу в этом направлении. А Женя согласился составить мне компанию, видимо уже не решаясь отпустить меня одну в новый маршрут, раз уж я вчера из хорошо знакомого возвращалась так долго.
И все-бы ничего, если бы не одна помеха – наши собаки. Еще в прошлом году Длинный с Лешим не поладили и с тех пор у них не было ни малейшего повода подружиться. Примерно одинаковый и отнюдь не щенячий возраст – кобелям было семь и восемь лет соответственно – тоже не давал надежд на положительную динамику их отношений. Поэтому мы пошли поодаль, лишь примерно придерживаясь направления друг друга.
Перевал, ведущий к долине, был безлесным, пологим и сейчас полностью укрыт неглубоким снегом. А сверху его придавливали серые низкие тучи, сливавшиеся с туманным горизонтом, скрывающим далекие вершины. Казалось, мы идем по глобусу.
А собакам было скучно. В пределах досягаемости не было не то что деревьев, но даже кустов, которые можно было бы заподозрить в присутствии там хотя бы мыши. И кобели все чаще подозрительно оглядывались друг на друга.
Но вот справа по ходу показался островок кедрача и оба пса, словно изголодавшиеся устремились в него, а мы стали обходить его с разных сторон и в результате, я совсем потеряла из виду эту троицу.
Но направление на долину мне было уже понятно – еще немного и она сама легла передо мной во всем своем суровом величии. Я стояла по колено в снегу, кругом был снег, горы, окаймлявшие долину, тоже укутались белым одеялом, а «долина двадцати пяти озер», казалось, ничего не знала об этом. Она лежала посреди окружившей ее белизны темной неглубокой чашей инкрустированной алмазами озер и манила к себе как «земля Санникова». Казалось, стоит только сделать несколько шагов и протянуть руку, и можно дотронуться до игрушечных гор, к которым с неба спускаются длинные снеговые ленты. Но что бы попасть в долину, нужен был целый день, поэтому я ограничилась тем, что забралась на отстой и любовалась это картиной, выполненной в оттенках серого до тех пор, пока меня грубо не спустили с небес на землю лай и грызня собак.
«Все-таки встретились два одиночества» – ворчала я, спускаясь с отстоя и пытаясь понять направление звука, но все стихло. А через некоторое время раздался голос Длинного. Есть у него дурная привычка – если он не знает где я, то начинает лаять с подвыванием. Такой его голос с полайкой не спутаешь, и он означает, что пес в растерянности. Если не ответить на призыв, то рано или поздно кобель все равно начнет сам выправлять след, но чаще я все-таки отвечаю и он, радостный, появляется в поле зрения что бы «улыбнуться» всем телом и снова уйти в поиск.
Но сейчас я не спешила «выходить на связь». Погода тихая, по такому снегу потерять след может только ленивый, а, пройдя немного, увидела и источник звука. Длинный лежал посреди поля и, вертя головой, подавал сигнал SOS . Когда я показалась из-за деревьев, он завилял хвостом, но не встал.
На первый взгляд он был цел, но на холке запеклась кровь. И кровь не его. Да, «подружились» собаки…
Через некоторое время меня окликнул Женя, сообщил, что с Лешим все более или менее в порядке, и они идут дальше. У меня отлегло от сердца. Теперь можно было думать, как самим добраться до стоянки.
Еще раз осмотрев драчуна я обнаружила что у него прокушена лапа и сломан клык. При кажущейся серьезности никакой опасности такие травмы не представляли. Через некоторое время больная лапа опухнет, на нее будет больно наступать, потом опухоль спадет и вся недолга. Но сейчас лучше было поспешить, что бы успеть домой пока лапа не разболелась сильнее.
Заставить собаку подняться было не просто, но кнутом и пряником это все-же сделать удалось и он поковылял за мной в сторону стоянки, забывая о боли только когда нападал на беличьи наброды, ни один из которых, к сожалению так и не распутал.
Ближе к сумеркам вернулся Женя, взяв одну белку и попытавшись вытропить росомаху, а чуть позже и Игорь – собаки сегодня снова были не его.
Вот и наступил крайний вечер – крайний ужин, крайняя партия в карты, крайние вечерние разговоры ни о чем и обо всем…
На утро после недолгих сборов и прощаний с Игорем, с Читой и Абреком, с Тараканом и, конечно, с Чугункой, мы тронулись в путь. Но совсем прощаться было еще рано — нужно заехать в Ябоган. Заглянув к Саше, мы забрали пару банок меда, которые он для меня приготовил, попили чаю «на дорожку», подзаправили машину. А Руслан проводил нас, вскочив на серого в яблоках «Лимузина» и прогалопировав вдоль нашего пути, лихо, «с брызгами» преодолев неглубокую речку с каменистым дном, разделявшую село на две части.
Возвращаться мы решили более короткой и незнакомой мне дорогой. Переменчивый ветер то открывал пронзительно голубое небо, то укутывал его стальными с фиолетовой каймой облаками. По обеим сторонам дороги уходили к горизонту ровные в своей бесконечности луга с вкраплениями коров и лошадей, а из равнины словно вырастали далекие поросшие редким лесом и оттого словно плюшевые, горы.
Но вот мы поднялись на Чакырский перевал. На одном из поворотов серпантина я оглянулась на долину, которую мы только-только миновали. Если сам перевал был прижат к земле тяжелыми стальными тучами, то над долиной, с торжеством прорвавшись сквозь их завесу, сияло солнце, заливая мир у нас под ногами тугими полупрозрачными в дымке лучами. Казалось, их можно было потрогать.
Останавливаться на повороте горного серпантина было бы слишком необдуманно, поэтому виденье промелькнуло и исчезло, как только мы нырнули в холод скал, оставив ощущение благоговейного восторга и тепла, как прощальный дар Алтайских гор.
На этом и заканчивается сказание о солонгое алтайском, но путешествие в страну Чугунию вполне может и продолжиться. Кто знает…
Фото — автора. "Лайка"
