Народные промыслы: «Павловский платок должен быть таким, чтобы паровоз остановился!»

Таковым виделся эталон павловопосадской шали одной из звёзд промысла – народному художнику Российской Федерации Злате Ольшевской. И сегодня каждый подтвердит, что сказано в точку. За 217 лет существования изделия Павловопосадской платочной мануфактуры получили высокое признание на родине и в мире.

В своё время мануфактура получила Большой государственный герб на Всероссийской художественно-промышленной выставке (Нижний Новгород, 1896), звание поставщика Императорского двора России, награждена Гран-при Международной выставки (Париж, 1937), Золотой медалью Всемирной выставки (Брюссель, 1958), Госпремией России имени И. Е. Репина (1981), Российской национальной премией – «Лучшая работа года в области дизайна «Виктория» (1997, 1999), Госпремией России в области литературы и искусства (2000).

павлопосадский платок В советское время на всей территории Советского Союза шерстяные платки производили только в подмосковном Павловском Посаде, делали 25 миллионов экземпляров в год. Сейчас мануфактура выпускает полтора миллиона изделий, в её штате 9 художников, в архивной коллекции хранится 1000 рисунков.

О том, как предприятие выживает в сложных «новых» временах, рассказывает заместитель генерального директора Павловопосадской платочной мануфактуры Вячеслав Долгов.

– Вячеслав Геннадьевич, изменилось ли в нашей стране отношение к народному искусству в последние два десятилетия?

– Да, и настолько, что оказалось возможным говорить о том, что в основе народного искусства лежит духовность художников и мастеров, которая определяется, прежде всего, наличием религиозного сознания. Четыре года назад об этом заявила на общероссийской научной конференции в Вологде ведущий специалист по народному искусству, академик Мария Александровна Некрасова. В советские времена ни о какой духовности речь идти не могла, и народное искусство было деликатно задвинуто за ширму декоративно-прикладного искусства. Даже «Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства» открыли – а на самом деле это две разные сферы, потому что народное искусство базируется исключительно в центрах народных промыслов, которые сложились издавна. И не случайно слово «промысел» столь явно ассоциируется для нас с понятием – Божий промысел.

В Павловском Посаде за 150 с лишним лет сложилась уникальная, не имеющая повторов и аналогов на территории нашей страны и всего постсоветского пространства, школа авторского платочного рисунка. Художников, умеющих делать рисунки для платков, нигде нет, кроме как на нашем предприятии. Конечно, были примеры, когда отдельные дизайнеры и художники делали по нескольку рисунков, и их пускали в качестве платков в серии, но сказать, что была школа со своими традициями, канонами, особенностями, нельзя. Платки с рисунком существуют в Павловском Посаде с середины XIX века. Начиналось всё с трёх станков, на которых ткачи ткали ткань, потом её стали красить, а позже – украшать многоцветным рисунком. Шаблоны делались из дерева, и после многократного использования поновлялись. Эти шаблоны на мануфактуре давно не применяют, их заменили более совершенные – сетчатые, которыми покрывают всю площадь платка, это позволило расширить цветовую гамму и повысить качество изготовления изделий.

Главной фигурой на производстве по-прежнему остаётся художник – автор художественного замысла. И количество красок – сегодня можно и до 100 разогнаться – ни для кого не является самоцелью: главное, чтобы платок получился красивым и гармоничным.

В России на государственном уровне разработаны и осуществляются меры поддержки народных художественных промыслов. Это и субсидии, и налоговые льготы, и основная заслуга на федеральном уровне принадлежит Министерству промышленности и торговли РФ, которое разработало Концепцию государственной поддержки народных художественных промыслов на период до 2015 года. А на уровне нашего субъекта РФ основную помощь и поддержку оказывает нам Министерство культуры Московской области.

– А в какой степени современными художниками сохранено то, что было у истоков? И легко ли хранить традиции?

павлопосадский платок – Любопытно, что до 1917-го года рисовальщиками на мануфактуре были исключительно мужчины, не более четырёх человек, сейчас же мужчина один – главный художник Виктор Иванович Зубрицкий. Остальные 8 человек – женщины. Коллектив, на мой взгляд, очень гармоничный – рядом с ветеранами трудятся художники среднего возраста, творческий потенциал которых только начинает расцветать. Есть и молодёжь.

Платочником враз не станешь, нет и такого учебного заведения, где обучали бы этому умению, молодым специалистам надо пересмотреть массу платков, овладеть техническими приёмами, выводя завитки розочек, ограняя рисунок, прежде чем они создадут что-то своё. По наблюдениям, уходит на это от двух до пяти лет.

Традиция базируется на канонических приёмах, есть принципы построения платочного угла – это самый сложный момент. Правда, если углы равны, не надо рисовать весь платок – для этого существует шаблон. А бывает, в каждом углу новый сюжет, и рисунок приходится делать на всю плоскость платка – работы больше, но и есть где разгуляться фантазии.

Каноном является и размер платка – мануфактура выпускает в основном платки 90 на90 сантиметрови шали1,5 метрана 1,5. Самым ходовым считается платок125 сантиметровна 125. Гармоничным должно быть сочетание цветов и орнаментов, которые чаще всего имеют отношение к российской художественной культуре. Орнаментов масса – в архитектуре, скульптуре, классической живописи, даже в мебели и одежде, и задача художника – подсмотреть изюминку и талантливо встроить её в платочный рисунок.

Хранить традиции у нас умеют, проблема в том, чтобы развивать промысел, двигать его вперёд. Художники испытывают немало внешних влияний, вот была мода на крупные элементы, один рисунок в просторечии так и называли – «капуста», такие крупные были цветы, очень успешно продавался. Ему на смену пришли мелкие цветочки, и вновь художники учли тенденцию.

А как иначе? Чтобы получить признание культурной общественности, что традиция жива, необходимо соответствовать времени, не оставаться в замшелых закутках прошлого, а шагать вместе со всей страной вперёд. А это и означает, что художник должен выдавать на-гора платки, которые продиктованы временем. А вот за острой конъюктурностью, когда сегодня требуется фиолетовая гамма, а завтра зелёная, мы никогда не гнались. Наше производство не столь подвижно.

Женщина покупает платок, который представляется ей красивым, и у нас есть несколько шедевров, которые мы тиражируем десятилетиями. Например, «Белые розы» Лидии Шаховской, которая творила в 50-х годах XX века. Её не стало в 70-х, а платок до сих пор не выходит из тиража. Или «Подкова», которую ещё до революции создал Нил Постигов – ярчайший пример гармонии в сочетании орнамента и рисунка. И вот «Молитва» Константина Аболихина, созданная в 30-х годах прошлого века, до сих пор очень хорошо покупается. Пережили своих создательниц «Времена года» Златы Ольшевской и платок «Майя» Екатерины Регуновой.

То, что по-настоящему красиво, живёт долго.

– Как отбираются современные рисунки для тиражирования?

павлопосадский платок – Художественно-технический совет мануфактуры судит со всей строгостью конкурсного отбора. Если рисунок такой, что все ахают – сразу, без очереди, отправляем его в тираж. Бывает, отказываем в приёмке – значит, сделано слабовато. А чаще всего рисунок принимаем и ставим в очередь. Но многие рисунки могут и не дождаться очереди на печать, потому что не более интересны, чем те, что стоят в ассортименте и пользуются постоянным спросом. Сегодня художникам приходится конкурировать с богатейшим творческим наследием предшественников и даже со сделанными ранее собственными работами. Нам есть с чем сравнивать. И задача у них не из лёгких – нарисовать нечто новое. Вот и представьте, сколько раз художник занимается орнаментом, рисует те или иные цветы.

– Почему же так привязывают народных художников к месту бытования?

– На вологодской конференции приводился пример – из Дымково, под Вяткой, где лепят глиняную дымковскую игрушку, две женщины вышли замуж в другое место. Когда через три года они привезли свои работы на выставку, все увидели, что это не «дымка», а что-то другое. Вот что значит оторваться от корней!

По мнению Некрасовой, место, где сложился промысел, имеет огромное значение: отодвинь людей от него – и многое поменяется. Вот в Федоскине, прекрасные пейзажи которого художники рисовали всегда на своих лаках, стали застраивать поля дачами – и вместе с уходящей природой стала уходить культура производства.

Наши художники встречаются на мануфактуре раз в неделю, у них свободный график – но стоит уехать кому-либо даже в отпуск, без своей среды они сразу становятся другими. Одна приезжает и говорит: «Я и подзабыла, что это такое – платки». А другая: «Как мне хочется рисовать, аж руки горят!» И обе – выдают интересные вещи.

Не случайно теоретики утверждают, что народный промысел не может существовать без мест бытования, без культуры и социальной среды тех мест, где он зародился. А уж если закрепился и выжил – тем более, не случайно всё.

Многое держится на людях. Вот в Гжели было знаменитое на весь Советский Союз объединение, на заводах которого работало несколько тысяч человек. А сейчас осталось 140 человек на одном заводе. Но я уверен – искусство их не потеряно. Гжелью считается весь куст деревень по трассе Егорьевского шоссе, где в досоветское время несколько артелей и сохранили стиль в конкурентной борьбе. И сейчас сохранили основу, а главное – учат лепке и росписи детей.

Нам повезло, что наши изделия имеют потребительские свойства – люди покупают платки и ежедневно используют их. На палехскую шкатулку стоимостью в несколько десятков тысяч долларов покупателей будет немного. Коллекционер повосхищается ею и поставит в сейф, где хранит золотые побрякушки. И из деревянной хохломской посуды есть ежедневно не будете – в лучшем случае солонкой воспользуетесь. А платок женщина будет носить зимой и летом, осенью и весной. Кроме того, в психологии её есть не поддающееся рациональному сознанию представление о том, что платок связан с понятием Покрова Богородицы. Это из области сакрального, но и специалисты по народному искусству подтверждают, что существует притяжение россиянки к платку – и именно с нашими рисунками.

– Насколько болезненным был переход платочной мануфактуры из советских времен во времена «свободного рынка»?

павлопосадский платок – В советское время объёмы производства и ассортимент изделий были заданы государственным планом, требовалось лишь выполнять его. Правда, планирование не всегда соотносилось с реальным спросом – иногда случался дефицит платков и в то же время затоваривание ими в некоторых областях СССР или в соцстранах.

Так, в 90-х годах были обнаружены «забытые» контейнеры с платками в Монголии и Польше. На территории фабрики стояла платочная база готовой продукции Минторговли, но на предприятии никто не знал, куда всё это продавалось. Парадокс, но человек, работавший на платочном производстве, не мог купить платок на базе, не получив из Москвы письмо с разрешением. Поэтому неверно говорить, что наше предприятие на рынке 200 лет – 70 лет никакого рынка не было.

А когда сошла первая пена горбачёвской эпохи, мы проехали с выставками по заграницам, и получили представление о том, что такое западная культура. Это другой мир, с другими ценностями, и мы поняли, что больших продаж там у нас не будет никогда. Им чужеваты наши платки, они могут купить их лишь в память о пребывании в России. Если там открыть магазин матрёшек, он никому не будет нужен – в Голландии никому не нужны собственные-то деревянные башмаки. «Пусть туристы покупают», – говорят они. А вот в качестве памяти о России наши платки им, безусловно, подходят – красивы, самобытны. Женщины будут ахать, и какой-нибудь иностранец, увидев у соседки по тургруппе наш платок, скажет: «Дай-ка и я жене куплю». И привезёт во Францию.

Кстати, нам рассказывали, что у Лувра продавали наши платки по 1000 франков – мол, почему магазин не откроете? Я спросил: «И сколько их там продалось? 20 штук за год?! Для нас это не объёмы продаж, у нас средний оптовик за один раз берёт во много раз больше».

В начале 90-х ХХ века на фабрике всё разбирали челноки. Потом мы начали выстраивать собственную торговую сеть – и поняли, что платки хорошо продаются на территории славянских государств, и связано это с православием.

Платки наши признавались во Франции, в Англии, в Скандинавии – тем не менее, католическому миру они были чужеродны, и прежде всего, рисунками. Сравните, например, русский север в орнаментах с витражами католических соборов, наше письмо с их письмом – это разные образы, краски, стили. Эти вещи влияют на подсознание, а в Европе религии придают куда большее значение: тебя окрестили в детстве, и ты должен помнить о Боге. Не то чтобы они все такие верующие – просто никогда не жили в условиях атеистического государства. Там понимают, что традиции, по сути, строятся на канонах прошлого, и эти вещи должны закрепляться в сознании, как дважды два.

А современный мир сильно изменился, и прежде всего, в сфере информационного воздействия на сознание наших граждан. И сегодня в России, в условиях отсутствия национальной идеи, многие живут «без руля и ветрил». Об общеполитических и общекультурных процессах не задумываются.

Среди тех, кто олицетворяет «цвет нашей культуры», тоже много пестроты. Немало тех, кто заявляет, что занимается авангардом, но при ближайшем рассмотрении эти «занятия» обязательно окажутся на грани пошлости и кощунства. Вспомните пример с галеристом Гельманом, когда в Перми рубили русские иконы, утверждая, что это «акция» современного искусства. И при отсутствии чёткого критерия, что признавать искусством, а что нет, это вполне проходит. В то время как грань между «акциями» и настоящим искусством всегда есть. Размыть каноны жаждут те, кому необходима трещина, в которую можно запустить своё «творчество».

Одним словом, платок из славянского мира должен был выдержать конкуренцию. Когда я занимался исследованиями по поводу продаж, поговорил в Госдуме с международниками, и они сказали мне, что прежде чем делать Европе предложения, надо осознать, что никто Россию там любить не собирается. Нас рассматривают как особую территорию, на которой живут, может быть, не противники, но явно и не друзья.

– А кто же друзья? Чем из сделанного за 15 лет работы на мануфактуре гордитесь? Кто Ваши первые помощники?

– Мы немало сделали в области популяризации платков, ежегодно выпускаем каталоги тиражом 3–4 миллиона экземпляров. Открыли интернет-торговлю с Беларусью и Казахстаном.

Перспективным потенциальным рынком для наших платков является Украина. В советское время в Киеве был филиал Павловопосадской фабрики, на котором по нашим оснасткам и шаблонам могли печатать платки. Мы планируем открыть свой магазин и здесь тоже.

Сейчас наращиваем мощности по сбыту, открыли в России более 80 магазинов с единым товарным наименованием «Павловопосадские платки» в России.

Ни в Беларуси, ни в Казахстане пока магазинов нет, потихонечку будем двигаться в этом направлении. Объёмы продаж определяют и объём производства.

Регулярно проводим выставки-продажи в Беларуси. Белорусы – самый близкий русским народ, и наши платки напоминают людям не только о прежних временах, но формируют, как говорят сейчас, образ совместного будущего.

Нина Катаева

Другие статьи на тему Народные промыслы: