Весенняя охота на пернатых доставляет охотнику море удовольствия. Одному нравится охота на гуся, другому — охота на вальдшнепа, третьему — охота на селезня… Охота на глухаря, по мнению Вадима Семашева, это особенная охота, требующая уважения и имеющая специальную ценность и место в душе. |
Иду, стараясь попадать на кочки-кустики, опасаясь наступать в обступающую их черную в темноте воду: там может оказаться по щиколотку, а можно и ухнуть, набрав в завернутые ниже колена «болотники». Мы идем со Славой на ток, Слава впереди, а я за ним.
Немного тошнит от Славиной сигареты, табачный дым кажется неуместным в этом чистом лесном весеннем воздухе, наполненном как бы самой Жизнью. Такой воздух можно буквально пить, как нектар – так он чист, свеж и прекрасен. Нет ни выхлопных и промышленных газов, ни затхлости московских помещений, есть только кристальная слегка морозная чистота.
Поэтому от дыма меня тошнит. Это не приятный костровой дым, неразрывно связанный с языками пламени, на которые, как известно, можно глядеть вечно, согревающий душу и пахнущий березой, елкой и чем-то еще. Это и не запах шашлычного дыма, сопряженного с яркими воспоминаниями и вызывающий немедленное обильное слюноотделение. Табачный дым славиной сигареты кажется очень противным, причем, идя следом за Славой, я получаю весь заряд, как вторичный вынужденный курильщик. Но я молчу. Слава – отличный парень, мы много лет ходим с ним на тока, и не хочу его обижать. Он живет в этом заколдованном царстве естественной Природы и не ценит чистоту этого ночного морозного воздуха, ну и Бог ему в этом судья…
Чвак, чвак, — ступают Славины ноги в коротеньких сапожках, чвак, чвак, тут же повторяют мои. Весь гардероб сюда не припрешь, вот и приходится стремиться к универсальным вещам: посидеть с подсадной без болотников вряд ли удастся, а на глухаря приходится их по привычке откатывать покороче. Хотя, на старом току в первые дни моего заезда могли бы пригодиться и болотники… Петух пел с перерывами, сидя на сосне в 50 м от меня, отчетливо видимый, но нас разделяла непрозрачная болотная лужа диаметром более 20 м, заваленная крест-накрест несколькими гнилыми сосенками толщиной с руку… Улетел… Ну, дай Бог ему здоровья!
Сегодня мы идем разведывать новый ток. Слава был на нем один раз за последние годы, в темноте со сдохшим фонариком, и плохо помнит дорогу. Дорогу… Похоже, здесь действительно когда-то была лесная дорога или что-то вроде волока (или это Природа распорядилась выстроить в цепочку несколько продолговатых полянок?). Нет, Следы человека имеют место быть: вот какая-то железяка причудливой формы от неведомой тяжелой техники торчит краем из земли, вон там лучик налобника выхватывает из темноты кусок ржавого троса диаметром с черенок от лопаты, а вот и остатки заросшей колеи, по которой под уклон бежит ручеек. Под утро морозец прихватил сухую прошлогоднюю траву, она стала белой от инея и некстати хрустит под ногами, взрывая стерильную тишину, как кажется, грохотом пушечной канонады.
Сейчас бы нам не промахнуть поворот под 90 градусов… Слава неведомым мне чутьем решает, что это «где-то здесь», и мы ныряем в чащу елей, стараясь не проткнуть глаза торчащими в нижних ярусах сухими сучьями. «Что-то сомневаюсь я», — так и вертится на языке, но к моему удивлению, через какие-нибудь пару десятков метров мы действительно оказываемся на тоже заброшенной дороге, которая когда-то вступала в первую перпендикулярно.
Здесь воды побольше, и колея видна отчетливее. Постепенно становится немного светлее, хотя звезд на небе столько же, но небо уже не совсем черное, а темно-синее, чуть светлее с какого-то края. Умом разведчика смекаю, что это – Восток. Здесь ручей совсем прозрачный, видно прошлогодние березовые листья на дне. Слава нагибается и несколько раз пьет из пригоршни воду. Вчера мы с ним немного «нарушили спортивный режим». Я пью по привычке мало жидкости, мне хватило нескольких глотков березового сока с утра, а Слава пару раз за наш сегодняшний путь повторяет упражнение с ладошкой.
Только в первый день на охоте тяжело вставать в час ночи и отправляться вон из уютной натопленной избы. В последующие просыпаешься без особого труда. Чистый воздух ли тут причиной, спокойный ли дух бревенчатой избы, выбранной в качестве охотничьей базы, или особая энергетика, на которой эта база стоит, выправляют мою ауру, но высыпаешься здесь в несколько раз быстрее, чем в городе. Просто чудеса! А может быть, просто, выключив мобильник и мозги, отягощенные столичной суетой, тут сливаешься со всепроникающей безмятежностью, становишься ЧАСТЬЮ всего этого…
Я люблю здесь бывать и в пору короткой весенней охоты, и по осени, когда спеют овсы, а рябчики, тетерева и вальдшнепы становятся жирными от обилия корма. Так или иначе, после первого утра, в другие встаешь уже, как правило, легко в любое время. Ну, или ПОЧТИ легко…
В день «закрытия», предшествующий отъезду, когда мне уже ничего не хотелось для себя, я пошел третьим, без ружья, в связке с нашим однокашником Олегом и все тем же Славой. Мне просто хотелось еще раз поучаствовать в великом таинстве глухариной охоты, пусть в качестве простого зрителя. А заодно, может быть, и я на что-то пригожусь, учитывая Олегов позвоночник. Олег, испытавший в этот заезд уже 2 неудачи, чувствуется, собрался, как заведенная пружина.
В тот последний день охоты мы решили попробовать все же еще разок основной ток на болоте, успевший «отдохнуть» от нас в течение нескольких дней. Придя заранее, мы только успели разлечься на гостеприимном мху на краю вырубки, как сразу отчетливо затоковал первый петух почти в непосредственной близости. Мне впервые удалось наблюдать действия охотника за глухарем со стороны. Олег как-то еще больше собрался и посерьезнел, и сразу с места стал «подходить». Вот он уже скрывается в темноте между деревьями, и вдруг…
Очевидно, нога проваливается в какую-то скрытую мхом ямку, и статный гвардеец 2 метров росту валится наземь, как подкошенный… Хорошо, что песня еще не окончена, мой товарищ лежит, не шевелясь. Вот новое «колено», он поднимается до половины и замирает на карачках… Под следующую песню – встает окончательно. И снова – вперед. Когда его становится совсем не видно, нам со Славой остается только переживать за него. Вот еще очередное «колено». Вот еще… Внезапно осторожный мошник замолкает на полуслове. Услышал? Увидел? Нет, вот еще «тук, тук…».
Такие «контрольные» трели повторяются несколько раз, пока мы, обратившись все в слух, пытаемся вообразить себе в уме происходящее. Слава говорит, что это тот самый «хитрый» глухарь, который перед этим «подловил» Антона. Замолкает в самый неподходящий момент и слушает… Где же сейчас Олег? Видит ли он уже глухаря, или нет? Выстрел, как всегда, раздается неожиданно и резко. Потом – еще один… Что это? Дострел подранка? Не попал первым и по улетающему? Сломя голову, несемся со Славой к месту происшествия… Ну, слава Богу, вот он, лежит, распростерся на мягкой подстилке из хвои, мха и веток. Молодец, Олег!
Я редко вижу сны. Ну, или редко их запоминаю, что по сути, наверное, одно и тоже. Сегодня же, за 1,5 часа, отведенных для отдыха, я почему-то четко запомнил весь этот бред, в красках и четких лицах. Якобы, я увольняю с работы (а я не Генеральный директор, кстати) нашего нового главного бухгалтера за то, что она, видите ли, оказалась «зеленой». Пробурила в асфальте дырок поперек дороги, понасажала в них какие-то деревца, чтобы не проехал мой РенжРовер, и организовала демонстрацию протеста. Наивная… Потом я давил колесами еще какую-то мебель с зеркалами, баррикада, блин… В общем, хрень какая-то, одно слово. Ну и уволил к такой-то матери… Лицо, кстати, четко запомнилось, хотя впервые видел эту дуру-бабу. К чему бы это перед током? В этом году Ренж не смог пройти на саму базу даже с цепями и лебедкой, пришлось оставить его в деревне у Васи, второго нашего егеря. Еле-еле на тракторе-то удалось пробраться. 3 раза отрывали прицеп. Дорога раскисла и размолочена напрочь, вторую неделю по чудом сохранившимся деревням даже хлеб не развозят.
Ну, вроде, пришли, — изрекает шепотом Слава, озираясь по поляне при помощи хиленького фонарика. Потаращившись на звездное небо и вокруг себя, выясняем, что пришли на час раньше необходимого, с запасом. Слава не был уверен в правильности пути, и решил подстраховаться. Ну, не беда, лучше раньше, чем позже. Находим чуть посуше пригорочек у основания березы и садимся, прижавшись плечами и облокотившись спинами на ствол.
Спина под «монбланом» горит от ходьбы, но сейчас на морозце он кстати, запахиваюсь и застегиваюсь, а через полчаса вспоминаю даже про лежащие в карманах росхантеровские перчатки. Слава рядом кутается в щупленькую куртенку и опять курит, пряча в ладошку предательский огонек сигареты. «Вон на той ели, — шепчет он мне на ухо, показывая на дерево на краю поляны, — должен сидеть «молчун». А второй – шагов через двадцать». Звезды постепенно бледнеют, и небо приобретает такой оттенок синего, какой невозможно передать словами. Чирикнула какая-то птичка, через какое-то время – другая. Неожиданно ухо улавливает до боли знакомый звук, вот, ближе, еще ближе, и поляну пересекает невидимый в темноте хорхающий вальдшнеп. Слава уже начинает подрагивать, одежонка у него явно ходовая. Внезапно с шумом приземляющегося птеродактиля где-то в 10 м за спиной садится на дерево прилетевший глухарь. Мы замерли, но и реликтовый великан, видно, решил доспать свой сон, тишина, как…
В этом году, как обычно, наши охотничьи власти не угадали со сроками открытия. Наиболее активно глухарь в Кировской токовал где-то с середины апреля, открывать даже северные районы надо было не позднее 21-го. А теперь копалухи все сидят на яйцах (на токах никто из коллег даже не видел ни одной), и петь остались только самые отъявленные оптимисты… Или это они для искусства поют? В любом случае более одного одновременно ни на одном току не услышишь.
И с гусем проблема. Перед нашим приездом на полях видели тысячные стада, но я, уже подъезжая к знакомым угодьям, наблюдал только голую стерню и пашню. Попытки высаживать чучела и сидеть в скрадках, на обычных местах не принесли успеха, на манок пролетающие в вышине небольшие стаи реагировали слабо. Правда не без курьезов: возвращаясь с Андреем через поле после посиделок с подсадными, «обвешанные утюгами и двигателями внутреннего сгорания», с чучелами и масксетью (решили вечером сменить позицию), были встречены у реки налетевшей в 20 м над землей стаей белолобых, числом голов в 15. Отчетливо видны были не только перепонки на лапах, но и строгое выражение глаз вожака.
Умнейшие из пернатых, пока мы, матерясь, освобождались из амуниции и занимались патронами, естественно, отвернули и получили только пару дуплетов в угон, пара летучих крепостей в ответ только опорожнили свой кишечник…
Между тем, местные ребята, безо всяких профилей и скрадков, ногами определив место присады, после нашего отъезда за 1 вечер взяли просто из кустов по 2-3 гусика каждый… Кстати, забегая вперед, такой присады, как я видел в районе Шарьи на обратном пути, я до этого вообще не видел. Первоначально принятые за ворон, гуси перли поперек дороги на высоте 10-15 м и сотнями садились, кружа, в каких-то 500 м слева… В общем, «все смешалось в доме Облонских», мать-Природа сдвинула многие фазы в отместку за наше варварское отношение, «первые ласточки» в плане климата и сезонов мы имеем «удовольствие» наблюдать…
Очевидно, обычно массовый и единовременный, пролет гуся в этом году оказался сильно растянутым, с серьезным «провалом» посередине. А вот с тетеревами все оказалось хорошо. Против обыкновения и намерений, добыл аж 4 косача. Первого на подходе к току, к которому, признаться, запоздал (был первый день охоты). Когда уже, наконец, удалось, по-пластунски в полутемках из низины, заползти по выпавшему накануне снегу в шалаш, пляски с танцами уже полным ходом шли по другую его сторону.
Имея намерение взять 2-х на току, первого взял легко, а при стрельбе по второму нечаянно зацепил третьего из 3 дерущихся, пришлось добить этого приятеля. Причем, последний оставшийся из этой группы после 2 стрелов не только не улетел, но продолжал удивленно вертеть башкой, куда же делись его товарищи. Активно отзывался на мои «чуфыкания» и даже приблизился вдвое, я пытался его фотографировать, но на «мыльницу» получилось не очень (буду думать на эту тему).
На обратном пути подобрал четвертого (т.е. первого), во взятии которого не был уверен и оказался невольным свидетелем полной вакханалии: черныши токовали справа и слева от дороги, на березах и на земле. Невольно залюбовался красавцем, демонстрирующим свою прелесть и половую гармонию буквально в 5 м от дороги, по которой я возвращался пешим порядком, а ведь уже прилично рассвело! В этот раз не менее 20 петухов тусовалось только в непосредственной близости от шалаша, не считая подлетающих и подтоковывающих с берез и издаля.
Голова готова была закружиться… Напротив, с селезнем вышло хуже обычного. Похоже, пролетная утка прошла тоже как-то урывками. Встречались небольшие группы шилохвости, чернети (в основном уже пары и тройки), свиязи и чирков. Кряква преимущественно, как мы поняли, местная, только самцы (утки, очевидно, на яйцах), причем явно выраженный территориальный признак: на новом скрадке к подсадной почти сразу подлетает 1, редко через какое-то время еще 1, но для верности лучше перенести скрадок на километр – сразу нарисовывается «сосед». По валюшню «выступил» слабо. Одну тягу отстояли с Артемом, взяли 3, а потом то снег, то дождь, то еще что-то мешало, в т.ч. «винные парЫ», но успешных выходов не воспоследовало. Ну, и ладно…
Итак, Слава, чувствуется, изрядно продрог, когда он вдруг встал и решил попробовать идти на подслух на 15-20 минут раньше намеченного. Во всяком случае, уже стали невооруженным взглядом различаться даже отдельные ветки на елях. Мелкие птички уже щебечут вовсю. Мы тронулись, осторожно, стараясь, как обычно, не наступать на сухие ветки, вперед, разве что продолжала предательски трещать скованная морозом трава. Ждешь ли ты этого, или нет, — все равно взлет гигантского лесного исполина всегда несет риск сделать тебя заикой. Тот самый «молчун» про которого предупреждал Слава, таки взлетел.
Чтобы не поднять второго «планового», мы чуть отвернули в сторону. Шаг, другой – и замираем, вслушиваясь, просто втягиваясь в заповедную первозданность. Что? Нет, показалось… Еще шаг, другой… И? Слава, выросших в этих местах, заведомо обладает лучшим слухом, но иногда мне получается услышать раньше. Уже не надеясь ни на что и согласившись с мыслью о том, что открытие явно опоздало и все «джигиты» успокоились, я думаю только о том, как бы потактичнее заплатить Сереге (хозяину) денег за глухаря, которого я не взял, чтобы никто не обиделся.
Все же Слава честно старался оба раза со мной, первого несколько дней назад взять не получилось, а теперь и вовсе не зависящая от человеческого желания причина… Опоздали, ну что ж, удовольствие-то я все равно испытал… И тут отдаленное «тук, тук…» заставляет остановиться сердце… Нет, показалось? «Тук, тук…» улавливает напряженное до состояния радара ухо, «тук, тук…» начинает бешено колотиться сердце… Вот он! Точно, теперь сомнений нет, это тот самый отъявленный оптимист, Дон Жуан, Казанова, так его… Слава просто преобразился, это теперь – сгусток энергии, сама собранность и целеустремленность! Шаг, другой, — стояяааать! Теперь уже слышны не отрывочные фрагменты «песни», а все ее такты.
Как только Слава понял, что я слышу 100%, он стал и пропустил меня работать самому. Это традиция. Шаг, другой, стоять. Шаг, бл… зацепился погон за сучок… Отцепляюсь тоже под «песню». Шаг, другой, стоять… В этот такт только отвести непокорную, рискующую треснуть, ветку. Опять шаг, другой… Кажется, эти подскоки будут продолжаться до бесконечности. Шаг, другой, стоять… Только под третье «колено», не раньше! Шаг, другой, стоять…
Вижу тебя, красавец! В профиль стоишь, на фоне светлеющего неба совершенно чудный профиль! Шаг, другой, стоять… Ах, незадача, дистанция уже хорошая, но самая середина туловища закрыта некрупным стволом дерева. Ага, чуть в сторону, только под 3-е колено… Вот мшистая кочка, лишь бы не подвела, не провалилась… Все, ближе смысла нет, под «песню» поднимаю ружье и снимаю с предохранителя. Под следующую песню нажму на курок, уже вложился и… Подлец замолчал… Что делать? Жду, гордый профиль на мушке… Вот сейчас… Вот… Молчит… Чувствует что-то? Услышать МЕНЯ он не мог ни как! Левая рука начинает предательски дрожать… Ну!!! Молчит, зараза… Еще секунда… Только петух шевельнулся, чтобы возобновить свои вокальные упражнения, указательный палец правой руки против моей воли уже сделал свое отточенное движение.
Резкий звук выстрела разрезал предутреннюю умиротворенность и на какое-то мгновение все замерло: и птичьи голоса, и шелест ветвей, и даже, кажется, сам легкий ветерок. Только на секунду, чтобы вновь обрушиться на барабанные перепонки. Больше всего глаза боялись увидеть невероятное: что красавец сорвется со своей ветки и, оттолкнувшись могучими лапами, тяжелыми взмахами своих крыльев понесет себя прочь от меня, от опасности, и скроется в густых предрассветных сумерках… Ищи его потом в этой чаще…
Но нет, лесной исполин почти вертикально и, неожиданно как-то «вдруг» падает вниз, с глухим тяжелым стуком, на мох, ломая по пути ветки. Глаза теперь не верят в случившееся, хотя именно к этому событию стремилось все мое существо, не только сегодня, но практически сразу после прошлогоднего такого глухаря… Это я не думаю, а точнее, эти мысли проносятся вихрем параллельно действиям, пока я, опережая падающего поверженного соперника, прыжками-скачками, тоже ломая ветки и сучья по пути, бегу к предстоящему, а потом к свершившемуся месту падения.
Как и ожидалось, силища в этой реликтовой птице немерянная, и он, смертельно битый, пытается скрыться по земле. В прошлом году только благодаря Славе мы поймали моего менее, чем за 5-10 минут, но в этот раз у бедолаги еще и перебита нога, и мне удается сразу прижать его к мягкому мху. Через минуту-другую подходит Слава, но из клюва уже пошла горлом кровь и на моих руках прекрасный седой ветеран затихает. Где-то тут молодая елочка, надо «последний прикус»… Характерное для здешних мест белое «зеркальце» в уголке крыла…
«Ты фляжечку-то не забыл?», — возвращает меня к действительности Слава. Да, действительно: наверное, последняя охота, на которую я, как в молодости, беру небольшую 270-граммовую металлическую фляжечку, наполненную чем-нибудь вкусненьким. Слава эту мою традицию знает. Сегодня там хороший ром. И Слава его честно заслужил, да и продрог, видать.
Ну, на кровях, с полем, за сбитого! «Я уж думал, впустую сходили», — признается честно Слава. Слава – очень хороший человек. И я люблю его, как люблю и Серегу, организующего эту охоту, и Васю, и всех моих однокашников, с кем в эту весну удалось пообщаться и поохотиться вместе. В этот момент я люблю все на свете, включая этого глухаря, доставившего ценой собственной жизни мне это высочайшее наслаждение – удовольствие от общения с Природой и осязание ее через Охоту.
Теперь – все, до следующей весны, если Бог даст. Будет еще охота на козлика в Белоруссии, будет еще много других разных и красивых охот, но глухарь – это дело особое, требующее уважения и имеющее специальную ценность и место в душе.
Вадим Семашев
Другие статьи того же автора:
Другие статьи на ту же тему: